В блистательном перечне героев Советского Союза и России Ляпидевский по праву занимает первое место. Анатолий Васильевич — знаменитый лётчик, нашедший ледовый лагерь Шмидта в пургу и ненастье.

Ляпидевский – фамилия не самая распространенная, но заметная в истории России. В частности, её присваивали выпускникам семинарий, молодым священнослужителям. Она происходит от латинского «ляпис» (родительный падеж «ляпидис») – камень. То есть – твёрдый в вере, как камень. Иногда такую фамилию выбирали как синоним к распространённой русской фамилии «Петров». Ведь Пётр – это тоже камень.

Предки Анатолия по отцовской линии, священники, жили и служили под Тулой. Отец лётчика переехал на Юг, и детство Анатолия прошло в станице Старощербиновской и городе Ейске Кубанской области. Там он не только служил в храме, но и учительствовал – преподавал историю и географию. Это позволило Анатолию Васильевичу в анкетах писать: «Из учителей». Хотя, конечно, бдительные специалисты по кадрам знали истину, и путь Ляпидевского в авиацию выдался тернистым, хотя и не трагичным. Уже став героем, в книге «Как мы спасали челюскинцев», он вспоминал:

«Анатолий Ляпидевский - кубанский казак, человек широкой натуры, вихрастый, плотно сбитый крепыш. Свой путь в авиации он начал в родной мне Ленинградской школе теоретического обучения - «терке». Но если я в «терку» пришел прямо со школьной скамьи, то Анатолий до неё поработал в кузнице, в слесарной мастерской, на маслобойном заводе, помощником шофёра в автобусе», - вспоминал лётчик Николай Каманин. Шапка густых вихров осталась при Ляпидевском до конца его дней.

В 1926 году Анатолия призвали в Красную Армию. Хотел стать моряком, но квот в мореходные училища не было, и он поступил в Ленинградскую военно-теоретическую школу ВВС, а в 1928 году окончил и знаменитую Севастопольскую школу морских лётчиков. Там его лётным учителем стал Сигизмунд Леваневский. В 1933-м Ляпидевский демобилизовался: стране понадобились гражданские пилоты с армейским опытом.

Он стал рейсовым лётчиком на сахалинской линии. Летал из Хабаровска через Татарский пролив в Александровск. Освоив эту трудную трассу, попросился на Крайний Север – туда, где опасно. Начальник лётного сектора Северного морского пути Шевелёв принял его на работу. Ляпидевский тут же получил задание: вывезти людей с двух пароходов, зимовавших во льдах, – «Лейтенант Шмидт» и «Свердловск».

Ляпидевский, к тому времени хорошо себя зарекомендовавший, оказался в числе тех, кому поручили эту почетную миссию – поиск и спасение Шмидта и его товарищей. Это означало не только то, что его признают одним из лучших полярных лётчиков, но и то, что ему доверяют. Конечно, это поручение не было путешествием за лаврами. Спасательных операций такого масштаба ни история Арктики, ни история авиации не знала. Отсутствие опыта – это гарантия опасности, не больше и не меньше. За челюскинской эпопеей внимательно следило руководство – и Сталин, и Куйбышев, и Ворошилов. Они понимали, что лётчиков, которые будут искать затерянный во льдах лагерь, нужно будет награждать. Но велика была вероятность, что награждать их придётся посмертно.

В Арктике в те годы нередко приходилось спасать полярников, зимовщиков и лётчиков, потерпевших аварию. Всякий раз такие рейсы проходили проблемно, а успешные спасательные операции приносили лётчикам международную славу – как это случилось с Леваневским, нашедшим и спасшим американского лётчика Джеймса Маттерна. Но в случае с челюскинцами лётчикам предстояло решить гораздо более трудоёмкую и опасную задачу. Спасти более ста человек в условиях «слепых полётов» с техникой 1934 года, со слабой радиосвязью – это фантастика.

На Крайнем Севере, в районе Уэлена, он узнал и о катастрофе «Челюскина», и о своём новом задании.

В феврале 1934 года раздавленный льдами пароход «Челюскин» затонул в Чукотском море. Один человек погиб, а 104 полярника во главе с Отто Шмидтом высадились на лёд Северного Ледовитого океана. Началась их героическая эпопея в «лагере Шмидта», за которой, без преувеличений, следил весь мир.

Ляпидевский оказался ближе других лётчиков к дрейфующему лагерю, с которого приходили редкие радиосигналы. Экипаж Ляпидевского первым прибыл в Уэлен на мыс Дежнёва, где была организована база по спасению челюскинцев. Экипаж Ляпидевского – это второй летчик Евгений Конкин, штурман Лев Петров и бортмеханик Михаил Руковской. Плюс машина – тяжёлый АНТ-4, гражданская «полярная» версия первого в мире серийного цельнометаллического двухмоторного бомбардировщика ТБ-1, творение конструктора Андрея Николаевича Туполева. От Уэлена до лагеря Шмидта – примерно 265 километров.

Начались полёты. Полёты в неизвестность, каждый из которых мог оказаться последним для экипажа. Летчики до боли вглядывались в горизонт – нет ни лагеря, ни иных признаков жизни в ледяной пустыне… В то время поисками занимался только экипаж Ляпидевского – остальные ещё только подтягивались к Уэлену.

Сам лётчик так рассказывал о тех днях:

«Двадцать девять раз пытались мы пробиться сквозь пургу и туманы в тяжелейших условиях Заполярья, и всё безуспешно... Вылетали, брали курс, и каждый раз возвращались – стихия свирепствовала, мороз доходил до минус сорока градусов, а летали мы тогда без стеклянных колпаков над кабиной и даже без защитных очков, просто лицо оленьей шкурой обматывали и оставляли маленькие щёлочки для глаз. Но от холода ничего не спасало. В конце концов на 30-й полёт я обнаружил этот лагерь.

Солнце, тишина, но страшный мороз: – 40-45 градусов... Мы всматривались до боли в глазах. И наконец, прямо «упёрлись» в лагерь Шмидта. Первым лагерь увидел Лев Васильевич Петров, наш штурман, показал мне пальцем: «Толя, смотри!..».

Он приземлился виртуозно, на крохотный участок ровного льда, расчищенный зимовщиками: всего 150 на 450 метров!

Лагерь располагался в нескольких километрах от этого импровизированного аэродрома. Для них увидеть в небе самолёт было высшим счастьем, а успешное приземление Ляпидевского вызвало девятый вал радости. Челюскинцы во главе со Шмидтом и капитаном Ворониным обнимали и даже качали лётчиков. Трудно вообразить, с каким восторгом они встречали долгожданных посланцев с большой земли! Ляпидевский стал для них вестником спасения.

Кого спасать в первую очередь? На этот счёт споров не было. Ляпидевскому с трудом удалось вместить в салоне АНТа десятерых женщин и двух маленьких девочек, одна из которых — Карина Васильева — родилась на борту «Челюскина» и имя своё получила в честь Карского моря.

Эрнст Кренкель – легендарный радист, полярник и острослов – прозвал Ляпидевского «дамский лётчик». Сам Кренкель разъяснял: «прозвище пристало плотно ещё и потому, что был Ляпидевский холост, и любое красноречие бессильно описать то внимание, которым одаряла Героя номер один прекрасная половина рода человеческого. По непроверенным слухам, письма и нежные записки носили нашему Толе чуть ли не бельевыми корзинами». Но это – в больших городах и после больших дел.

Оставшимся в лагере зимовщикам Ляпидевский привёз сокровища: тушу оленя, кирки, ломы, лопаты. Обратный путь, несмотря на перевес, прошёл благополучно. Чуть более двух часов он летел из Уэлена к лагерю, около двух часов провёл на льдине и за два часа вернулся на базу. Безупречный полёт, такой бывает раз в жизни!

Шмидт послал руководителям государства ликующую телеграмму:

«Полярное море, лагерь Шмидта. (Радио.) Сегодня, 5 марта, большая радость для лагеря челюскинцев и вместе с тем праздник советской авиации. Самолёт «АНТ-4» под управлением лётчика Ляпидевского при лётчике-наблюдателе Петрове прилетел из Уэллена к нашему лагерю, спустился на подготовленный нами аэродром и благополучно доставил в Уэллен всех бывших на „Челюскине" женщин и обоих детей. Самолёт взял направление над льдом и с поразительной уверенностью вышел прямо на аэродром. Посадка и подъём были проделаны удивительно чётко и с пробегом всего на расстоянии 200 метров. Успех полёта т. Ляпидевского тем значительнее, что стоит почти 40-градусный мороз. Между лагерем и аэродромом образовалась большая полынья, так что для переправы пришлось три километра тащить из лагеря шлюпку через лёд. Удачное начало спасательной операции ещё более подняло дух челюскинцев, уверенных во внимании и заботе правительства и всей страны».

Главное было сделано.

После этого лётчики ещё долго не могли повторить достижение Ляпидевского и найти лагерь Шмидта: не позволяла погода, а иногда подводила техника. Второй раз добраться до челюскинцев удалось лишь 7 апреля. А уж потом дело заспорилось… Анатолию Васильевичу не удалось снова пробиться к лагерю. При подготовке к очередному поисковому полёту самолет Ляпидевского во время перелёта из Уэлена в Ванкарем, где располагался новый штаб спасательной операции, совершил вынужденную посадку во льдах, подломив стойку шасси. Спасли экипаж чукчи, увидевшие садящуюся машину. Его удалось отремонтировать и поднять в небо только 25 апреля. О том, что он стал первым в истории Героем Советского Союза, Ляпидевский узнал с опозданием на пять дней: после аварийной посадки не работала рация. Неудача? Но если бы всё было просто, мы бы не считали спасение полярников подвигом.

Лётчики Василий Молоков, Николай Каманин, Михаил Водопьянов на советских самолётах Р-5, Маврикий Слепнёв на самолёте «Консалидейтед-Флейстер» и Иван Доронин на «Юнкерсе» W-34 вывезли на материк остальных челюскинцев — всех до одного! Знаменитый ас Сигизмунд Леваневский тоже принял участие в поисках. Найти лагерь Шмидта и спасти челюскинцев ему не удалось, но он сумел в сложных погодных условиях доставить в Ванкарем руководителя спасательной операции, полярника Георгия Ушакова.

Это было настоящее торжество прогресса: во льдах, при опасных перелётах не погиб ни один человек. Советская пропаганда талантливо интерпретировала подвиг полярной авиации. Преувеличения не потребовались – всё действительно прошло безукоризненно.

Путь из Владивостока в Москву был триумфальным. На каждой станции – даже в небольших посёлках – их поезд встречали оркестры. Ляпидевский рассказывал:

«Помню, в Хабаровске местные кондитеры принесли к поезду торт «Челюскин во льдах». Весил он тридцать килограммов. Читинцы преподнесли невероятно вкусное сооружение из крема, шоколада, орехов и прочего под названием «В ледовом лагере», размером и весом превышающее творение хабаровчан. Узнав об этом, иркутяне испекли «Аэродром в Ванкареме», но тогда красноярцы соорудили «Карту Севера страны», и уже этот торт не только не поддавался взвешиванию, но его просто было невозможно нести. Пришлось резать прямо на перроне, хотя было очень жаль».

Вкус этих «дорожных тортов» лётчики запомнили на всю жизнь. Казалось бы, какое дело было этим людям до полярной авиации, до челюскинцев, но… Это была настоящая слава. И журналисты не преувеличивали, когда называли спасение зимовщиков триумфом прогресса. Миллионы людей после этого поверили в авиацию, которую прежде считали экзотическим техническим чудом, на которое поглядывали не без опаски.

Ляпидевскому и его товарищам удалось главное: они доказали, что Арктику можно исследовать, там можно жить и работать. Северный морской путь стал реальностью. После этого прорыва исследование Севера вышло на новый уровень. Стало ясно: технический прогресс, а также профессиональный опыт полярников и лётчиков сделали Север ближе к людям, к цивилизации.

Вместе со званием Героя в 1934 году лётчики получили орден Ленина. Золотую звезду учредили только пять лет спустя, и награду за номером один по праву вручили Ляпидевскому.

Надо сказать, что тогдашние мастера пера и кисти освещали челюскинскую эпопею и оперативно, и ярко. Выходили книги, плакаты, интервью, сюжеты кинохроники… Был создан миф. Не лживый, но действенный. Миф, учивший верить в страну, в прогресс, в конечном итоге – верить в себя. Лётчики стали олицетворением мощной державы, которая всегда придёт на помощь своим гражданам. Особенно если речь идёт о «покорении пространства и времени». В этом они, конечно, преувеличивали. Страна ещё не преодолела ни бедность, ни отсталость во многих отраслях. Но авиация, северное мореплавание, геология, полярные исследования были линиями прорыва. По этим направлениям страна развивалась быстро.

На лётчиков, в особенности – на полярных, смотрели в те годы как на небожителей. Миллионы людей, особенно молодых, не сомневались, что в авиацию идут лучшие из лучших. Люди жаждали побольше узнать о героях, которым пытались подражать… Ляпидевский вскоре после подвига рассказывал о себе:

«Вспыльчивым я никогда не был, покладистым меня тоже нельзя назвать. Обидчив ли я? Не особенно. Хотя… смотря кто обижает — это самое главное. Мои склонности: люблю музыку, особенно минорного характера, песни, особенно тихие. Не то чтобы я очень увлекался ими, но люблю. Люблю матросские песни».

***

Слава великолепной семёрки первых героев страны не знала границ. Даже школьники в те дни пели на мотив «Мурки»:

Здравствуй, Ляпидевский! Здравствуй, Леваневский!
Здравствуй, лагерь Шмидта, и прощай.
Капитан Воронин судно проворонил,
А теперь червонцы получай…

В этой припевке – издёвка, едкий юмор. Как ни странно, именно такое, двусмысленное фольклорное признание – самое ценное. Значит, к ним уже относились как к родным, по-свойски. И этих фамилий уже не вычеркнуть из памяти.

Испытание славой, испытание медными трубами – это тоже полоса препятствий, которую не все выдерживают. Героев чествовали и на заводах, и в клубах «работников искусств», и в райкомах, и в правительстве. Для них были открыты и врата Кремля – в те годы недоступного для туристов. От бесконечных тостов голова могла закружиться.

Ляпидевскому вспоминался такой эпизод:

«Приём проходил в Георгиевском зале. Неожиданно подошёл сам Сталин, который держал в руках бутылку грузинского вина. Сейчас уже не помню название. Вручив мне свой бокал, сказал: «Что же вы, лётчики, пьёте по такому торжественному случаю «Нарзан». Надо пить вино». После этих слов Иосиф Виссарионович сделал основательный глоток прямо из горла, а потом обратился ко мне вполголоса со следующими словами: «Запомни, Анатолий, я знаю, что твой отец был поп, и я сам почти поп, недоучившийся, так что можешь ко мне всегда обращаться по любому поводу».

Сталин, продемонстрировавший свою осведомлённость, любил шутки такого рода. Конечно, Ляпидевский воздержался от просьб. А мечта у него была. Он уже стал героем, заслужил всесоюзную славу, но стремился к учёбе.

Лётчик подал рапорт Клименту Ворошилову о поступлении в Военно-воздушную инженерную академию имени Жуковского. Резолюция наркома была такова: «Если товарищ Ляпидевский подготовлен, то принять. Если не подготовлен — подготовить и принять». Подтягивать его не пришлось, первый Герой Советского Союза относился к учёбе вдумчиво.

Генерал Ляпидевский стал крупным организатором авиапромышленности. За годы Великой Отечественной войны завод № 166, которым он руководил, изготовил 80 бомбардировщиков Ту-2, более 3500 истребителей Як-9. Первого героя пытались беречь, но он рвался на фронт – и в cентября 1942 года стал заместителем командующего ВВС 19-й армии.

После войны был главным контролёром Министерства госконтроля СССР, а затем заместителем министра авиационной промышленности. Он стал умелым директором, одним из столпов военной промышленности, создававшей уникальные секретные проекты. Это была его третья профессия, но о ней нужно писать особо…

Звезда Героя по-прежнему остаётся в России самой почтенной наградой. Традиция продолжается – значит, она оказалась необходимой. И первым в этом ряду навсегда останется Анатолий Ляпидевский – герой номер один. Это навсегда. И нет сомнений, что такую честь лётчик, директор, оборонщик заслужил сполна.