Эрнст Кренкель родился 11 (24) декабря 1903 года в Белостоке Гродненской губернии Российской империи (ныне Польша), а не в Тарту, как считалось многие годы, в добропорядочной немецкой семье инспектора коммерческого училища. «Моя жизнь начиналась на разломе эпох, – писал он потом в своей главной мемуарной книге «RAEM – мои позывные». – Появись я на свет пятьюдесятью годами раньше, не знаю, кто бы из меня получился. Но "разлом эпох" сделал свое дело, и я стал счастливым человеком. Случайное и закономерное переплелось в моей жизни...»

В 1910 году семья Кренкелей оказалась в Москве. Учился юный Эрнст в частной реформатской гимназии при швейцарской церкви, но не окончил её. В тяжелые годы Первой мировой и гражданской войн он, чтобы как-то помочь семье, вынужден был работать. Кем только не был – упаковщиком посылок, расклейщиком афиш, помощником электромонтера, подручным механика… Даже артистом хотел стать.

Но в 1921 году поступил на годичные курсы радиотелеграфистов, которые закончил с отличием. Как первого (читай – лучшего) ученика его направили на работу на Люберецкую приемную радиостанцию. А параллельно Эрнст учился в радиотехникуме. Радиовещание и радиосвязь в те годы даже в среде просвещенной интеллигенции воспринимались как нечто таинственное, граничащее с волшебством. Видимо, в том числе и это обстоятельство повлияло на выбор Кренкеля.

В 1924 году (причем, почти случайно, но опять же благодаря радио) началась полярная «карьера» Эрнста Кренкеля, продлившаяся практически до конца его яркой жизни. А дело было так.

Он приехал из Москвы в Ленинград, только что получивший это имя, поступать радистом на торговое судно с рекомендательной запиской друга. На обрывке бумаги карандашом было нацарапано: «Петя! Помоги этому парню. Он в доску свой…». Но что-то не срослось: места на корабле он не получил.

И тут же узнал, что экспедиции в Северный Ледовитый океан срочно требуется радист для смены личного состава на каком-то далёком острове. Платят, правда, мало, и ехать надо на целый год… Не дослушав до конца, Кренкель сразу помчался в Адмиралтейство, где ему за два-три часа оформили все документы, выдали форму и направили в Архангельск.

Там у пирса стояло экспедиционное судно «Юшар» («Югорский Шар»). Пунктом назначения была первая советская полярная станция «Маточкин Шар», открытая годом раньше на Северном острове архипелага Новая Земля.

В августе 1924 г. на самолете, доставленном пароходом к станции «Маточкин Шар», летчик Борис Чухновский совершил первый в мире полет по разведке льдов с целью проводки судов в Полярном бассейне. Этим полетом было положено начало регулярной работе полярной авиации в Арктике. А сообщения об этом со станции передавал радист «Матшара» в зимовку 1924-1925 годов 21-летний Эрнст Кренкель. Эта была его первая встреча с Арктикой, определившая всю дальнейшую жизнь.

По возвращении в Москву Эрнст был призван в Красную Армию и в течение года служил в отдельном радиотелеграфном батальоне во Владимире.

В армии Эрнст сблизился и подружился со своим соседом по койке в казарме. В свободное от службы время Кренкель тренировал ровесника в приеме на слух и передаче на ключе сигналов азбуки Морзе. После армии они потеряли друг друга из виду и случайно встретились в Москве только через сорок лет. К удивлению Кренкеля, его способный ученик оказался легендарным советским разведчиком-нелегалом Рудольфом Ивановичем Абелем (1903–1971), ставшим прообразом главного героя популярной советской киноленты «Мертвый сезон». Напомню, что его обменяли на сбитого нашей ПВО на U-2 американского лётчика Пауэрса. Кстати, любопытная деталь: годы жизни Кренкеля и Абеля (1903–1971) полностью совпадают.

В 1927 году Кренкеля опять поманил суровый Север, и он снова устроился радистом на теперь уже родную станцию «Маточкин Шар». На вторую зимовку он взял с собой коротковолновый передатчик, полученный в Нижегородской радиолаборатории, которую тогда без преувеличения можно было назвать сердцем советской радиотехники.

Правда, ещё при разгрузке на полярной станции шлюпку с его аппаратурой унесло во время прилива, но Эрнст не раздумывая прыгнул в ледяную воду и вернул лодку с техникой на берег. А вскоре его позывные услышали в Брюсселе, Баку, Иркутске и Париже! В ту зимовку 1927-1928 годов Эрнст впервые в истории провел сверхдальние сеансы радиосвязи на коротких волнах. Постепенно короткие волны вошли в практику работы и других полярных станций, что позволяет считать Кренкеля родоначальником их использования в Арктике...

«За время полярной ночи вокруг дома радиостанции образовался сугроб выше крыши, – вспоминал впоследствии Эрнст Теодорович. – Между домом и сугробом – коридор, ходить по которому во время сильного ветра было на редкость неуютно. Бешено, как в аэродинамической трубе, здесь крутился снег. Несколько секунд, и карманы, лицо, валенки – все забивалось мельчайшим снегом. Но зато как хорошо в тихую, лунную ночь! В двух шагах от дверей начинаются крутые ступеньки, вырубленные в снегу после недавней пурги. После долгих часов, проведенных в накуренной радиорубке, хорошо подышать морозным воздухом. Берег полого спускается к проливу. От жилого дома видны только крыша и трубы. Далекие горы с сияющими от лунного света вершинами, черные провалы пропастей, мерцающее северное сияние и видимость на десятки километров – все это походило больше на декорацию шикарной оперной постановки, чем на всамделишную природу. В эти сияющие дали ушли мои радиоволны...».

Еще во время второй зимовки на Новой Земле Кренкель познакомился с директором Института по изучению Севера Рудольфом Лазаревичем Самойловичем. Вот как он это описывал позже:

Рудольфа Лазаревича Самойловича, равно как Отто Юльевича Шмидта и Владимира Юльевича Визе Кренкель всегда считал своими крестными отцами, своими главными наставниками в арктических делах. «Этот великолепный триумвират», – говорил он о них.

Эти трое стали соавторами уникальной арктической эпопеи. Она началась на ледокольном пароходе «Г. Седов».

«Путь из Архангельска до острова Гукера мы прошли за неделю, – вспоминал Эрнст Кренкель. – Нам пришлось обходить непреодолимые льды. Ничего не попишешь – лед, конечно, не очень приятен, без этого препятствия кораблю было бы куда легче, но, как говорят полярники: лед – наш хлеб насущный. Не было бы льда, и нам бы в Арктике делать было нечего. Добравшись до Земли Франца-Иосифа, экспедиция торжественно водрузила на острове Гукера красный флаг...».

Кстати, во время этого похода «Георгий Седов» установил рекорд свободного плавания в полярных льдах, достигнув 82°14´ с. ш.

30 августа 1929 года, то есть 95 лет назад, экспедицией Института по изучению Севера под руководством О.Ю. Шмидта и В.И. Воронина была открыта первая на архипелаге Земля Франца-Иосифа и в то время самая северная в мире полярная станция «Бухта Тихая» на острове Гукера.

В своем первом арктическом походе Шмидт был не только руководителем группы советских ученых и моряков, но одновременно и полномочным представителем Советского правительства с широкими правами (например, выдавать визы и разрешения иностранцам на временное пребывание на архипелаге).

Понятно, что в составе семи первых зимовщиков оказался и радист Эрнст Кренкель. Он потом вспоминал:

В тот день со станции Эрнстом Кренкелем была передана по радио первая метеосводка. А ведь накануне экспедиции радист чуть не остался на берегу из-за подозрения на аппендицит. Но всё тогда обошлось благополучно.

Несмотря на огромную загруженность рутинной радиосвязью, Кренкель ухитрялся уделять время для работы с коротковолновиками. 12 января 1930 года ему удалось связаться с радистом американской антарктической экспедиции Р. Бэрда, зимовавшей на шельфовом леднике Росса. Это был мировой рекорд дальности радиосвязи между двумя полюсами Земли.

«У меня даже мурашки по спине побежали от такой удачи, – вспоминал в мемуарах Эрнст Кренкель. – Начался оживленный обмен сведениями. В лагере экспедиции, именуемой "Маленькая Америка", или "Город холостяков", – сорок два человека. Январь в Антарктике — разгар лета, и погода соответственно летняя – два градуса тепла, густой туман и круглосуточное солнце. Со своей стороны, я сообщаю нашу обстановку: ночь, тридцать градусов мороза. Мы сообщили друг другу все, что могло нас интересовать, обменялись взаимными приветствиями и договорились о встрече в эфире на следующий день. Так была установлена двухсторонняя связь между самой северной и самой южной радиостанциями земного шара. Через несколько лет, просматривая американские журналы, я увидел рекламу, в которой сообщалось: "Адмирал Берд установил связь с Землей Франца-Иосифа только потому, что пользовался изоляторами нашей фирмы! Покупайте изоляторы только у нас!" Вот этого я не знал!»

Постоянно действующая научная станция «Бухта Тихая» с 1929-го по 1959 год, когда она была закрыта, являлась центром всех работ, проводимых на архипелаге. Сейчас на острове Гукера действует музей бывшей станции – кордон национального парка «Русская Арктика», открыто отделение связи (как пишут – самое северное, хотя это не так). Сюда часто заходят суда с туристами.

В 1931 году руководство СССР решило не просто организовать пролет знаменитого немецкого дирижабля «Граф Цеппелин» над своей территорией, но и устроить в пропагандистских целях – для повышения авторитета страны в мире – встречу дирижабля в районе бухты Тихая архипелага Земля Франца-Иосифа с советским ледокольным пароходом «Малыгин», уже хорошо зарекомендовавшим себя несколькими плаваниями в Северном Ледовитом океане, в том числе – участием в поисках экспедиции Нобиле.

«Встреча произошла у меня на глазах, больше того – я был ее участником, – вспоминал Эрнст Кренкель. – Исполнилась моя мечта – благодаря Владимиру Юльевичу Визе меня включили в состав четверки, представлявшей нашу страну в международной группе на борту дирижабля ЛЦ-127 "Граф Цеппелин". Научную часть этой международной экспедиции возглавил Рудольф Лазаревич Самойлович. Все это было очень интересно, тем более что до этого ни на одном летательном аппарате – ни на самолете, ни на дирижабле – я ни разу в воздух не поднимался. Впрочем, это меня мало смущало. Я твердо решил: раз люди летают, то почему же не попробовать и мне».

Специально для встречи двух знаменитостей Наркомпочтель изготовил почтовые марки и штемпель, а между советским и немецким правительствами была достигнута договорённость о том, что в бухте Тихая на острове Гукера будет произведён обмен почтой между ледоколом и дирижаблем после его приводнения.

Художник И. Дубасов изобразил на марках разных цветов и номиналов белого медведя, взобравшегося на ледяной торос и смотрящего на корабль и дирижабль. В целях пропаганды на картинке были изображены символы социализма – серп и молот, а также сделана надпись на французском языке «СССР – Северный полюс». Ведь открытки и конверты с этими марками и надписью «Воздушная почта» должны были получить и получили в Европе. И не только в ней.

27 июля 1931 года конверты и открытки с марками на обоих – плавучем и воздушном – судах были погашены специальным почтовым штемпелем, а затем произошёл обмен почтой: в общей сложности 50 тысячью почтовыми отправлениями общим весом 420 кг. Причем, дул сильный ветер, льдины напирали на приводнившуюся гондолу дирижабля, на шлюпку с «Малыгина», и почтовая операция по обмену корреспонденцией чуть было не сорвалась.

На дирижабле за неё отвечал радист Эрнст Кренкель. А с ледокола почту принимал будущая легенда Арктики – Иван Папанин, в тот раз представлявший Наркомпочтель на «Малыгине». Присутствовал при обмене корреспонденции и легендарный Умберто Нобиле.

В целом 26–30 июля 1931 года дирижабль «Граф Цеппелин» с Кренкелем на борту, стартовавший из Германии, пролетел над значительной частью советской Арктики по маршруту Архангельск – Земля Франца-Иосифа – Северная Земля – Мыс Челюскин – Диксон – Новая Земля – Архангельск.

Вот фрагмент из воспоминаний Кренкеля:

В последующие годы Кренкель участвовал в целом ряде знаменитых экспедиций, каждая из которых стала вехой в истории освоения Арктики.

В 1932 году Эрнст Кренкель был в составе экспедиции на ледокольном пароходе «А. Сибиряков», совершившем первый в истории сквозной рейс по Северному морскому пути из Архангельска в Тихий океан в течение одной навигации. Поход стартовал 28 июля 1932 года. Руководил экспедицией Отто Шмидт, его заместителем по научной части был Владимир Визе, а капитаном корабля – Владимир Воронин.

«Мысль о том, чтобы пройти Северный морской путь за одну навигацию, принадлежит Отто Юльевичу Шмидту, – вспоминал впоследствии Кренкель. – Он высказал её профессору Визе ещё в 1930 году, на борту ледокола "Георгий Седов", когда мы возвращались с Земли Франца-Иосифа. Именно тогда Шмидт и Визе обсудили первые наметки плана будущего похода, который им же предстояло подготовить и осуществить...».

На протяжении всего плавания радисты Кренкель и Гиршевич обеспечивали связь судна с внешним миром. Сделать это в те годы было трудно. Из имевшихся тогда в Арктике всего 12 стационарных радиостанций 10 располагались в западном секторе. На огромном расстоянии от мыса Челюскин до Берингова пролива имелось лишь две полярных станции на острове Большой Ляховский («Шалаурова») и острове Врангеля, причем последняя бездействовала из-за отсутствия радиста. От радистов «А. Сибирякова» требовалось не только высочайшее профессиональное мастерство, но и огромное терпение и настойчивость, проявив которые, они во многом содействовали успеху экспедиции.

В Чукотском море «А. Сибиряков» потерял во льдах гребной винт. Всей команде, включая радистов, пришлось перетягивать тонны угля, чтобы поднять корму и разобраться с поломкой.

«Значительно позже аккуратный Шмидт тщательно подсчитал результаты этого беспримерного в моей памяти аврала, – вспоминал Кренкель. – Оказалось, что каждый сибиряковец намного перевыполнил трудовые нормы грузчиков-профессионалов. И все же это было лишь первой частью тяжелейшей, небывалой в истории арктического мореходства операции…».

Вскоре потеряли и новый установленный винт. Судно оказалось в совершенно безвыходном, на первый взгляд, положении. Но выход все-таки нашли: смастерили самодельные паруса, и через две недели, 1 октября 1932 года в 14 часов 45 минут вышли на чистую воду Берингова пролива, где их, взяв на буксир, отвели в Петропавловск-Камчатский. Цель экспедиции была достигнута.

Один любопытный факт, о котором впоследствии рассказывал Кренкель. Где-то в районе Северной Земли экспедиция подобрала белого медвежонка. А судьба ему выпала необычная. После того, как, пройдя через северные моря и Тихий океан, «Сибиряков» добрался до берегов Японии и встал там на ремонт, экспедиция подарила медвежонка микадо японскому императору.

12 декабря 1932 года в Москву, после завершения похода «А. Сибирякова», возвратился Отто Юльевич Шмидт. 17 декабря Совет Народных Комиссаров СССР принял решение об организации нового учреждения – Главсевморпути. Начальником Главсевморпути Совнарком назначил О. Ю. Шмидта. Новорожденное Главное управление Севморпути и его энергичнейший начальник очень быстро заявили о себе. Тщательно обосновав идею нового полярного сквозного плавания, Шмидт обратился в правительство. Дальше события развивались стремительно.

10 августа 1933 года абсолютно новенький, казалось бы, самый современный по тем временам ледокольный пароход «Челюскин», на борту которого находилось более ста пассажиров и членов экипажа, вышел из Мурманска и взял курс на восток. Это был его фактически первый и, как оказалось, последний рейс.

«Челюскин» должен был повторить и закрепить подвиг «Сибирякова», впервые в истории мореплавания прошедшего за одну короткую летнюю навигацию Северным морским путём из Белого моря в Тихий океан. Возглавили экспедицию всё те же – Отто Шмидт и капитан корабля Владимир Воронин. Снова работал на судне и радист Эрнст Кренкель.

Он вспоминал:

За месяц «Челюскин» преодолел три четверти пути и в первой половине сентября достиг Чукотского моря, девять десятых поверхности которого уже было покрыто льдом. Лёд вскоре остановил судно.

«Сентябрьские заморозки, объединившись с ветрами, делали ледовую обстановку все более и более трудной, – продолжал Кренкель. – Сплошной лед закрывал поверхность моря. Нам обидно и грустно. Изо всех сил стучим мы в ворота Берингова пролива. Стучим настойчиво, взрывами пытаясь создать путь открытой воде. Взрывы тонн аммонала напоминают постукивание в дверь квартиры глухого. Ледяные ворота заперты на один из самых прочных замков, каким только располагала природа. Воронин сердится, и мы его понимаем. Капитану чертовски обидно. Был бы у него в руках ледокол! Ну, пусть не "Красин", а хотя бы "Сибиряков". Сразу же все стало бы иначе. По-настоящему растолкать лед, как это делают ледоколы, у нас явно не хватает сил. Темп продвижения снижается. Льды с нарастающей цепкостью хватают корабль. Неподалеку от мыса Ванкарем (мы, разумеется, и догадываться не могли, каким притягательным покажется нам очень скоро этот мыс) "Челюскин" остановился...».

«Челюскин» дрейфовал вместе с экипажем и пассажирами в течение почти пяти месяцев. 4 ноября 1933 года благодаря удачному дрейфу вместе со льдами «Челюскин» вошёл в Берингов пролив. До чистой воды оставались считанные мили. Однако затем судно течением было увлечено назад, в северо-западном направлении.

13 февраля 1934 года в результате сильного сжатия «Челюскин» был раздавлен льдами, и затонул в течение двух часов.

Вот как это описывал Кренкель:

Члены экспедиции, пассажиры и экипаж во главе со Шмидтом высадились на льдину. Последним сошёл на лед капитан судна Владимир Воронин.

Связь с Большой землей осуществлял радист Эрнст Кренкель. Он так вспоминал о первых часах на льдине:

Дальнейшая история со спасением 104 человек, оказавшихся на льдине, известна всем. Роль Кренкеля в том, что в течение всего плавания радиосвязь осуществлялась надежно, что в итоге все закончилось благополучно, его участие в спасательной операции, трудно переоценить.

Эрнст улетел со льда со своей рацией 13 апреля 1934 года на последнем самолете. Позывной радиостанции «Челюскина» RAEM впоследствии был навечно закреплён за Кренкелем в качестве его личного радиолюбительского позывного – это единственный в своем роде случай. Челюскинская эпопея стала яркой страницей в арктической истории, прославившей мужество советских людей и возможности страны в ситуации, когда дальше деваться, казалось, некуда...

Уже в следующем 1935 году Кренкель возглавлял четверку полярников на мысе Оловянном острова Октябрьской Революции архипелага Северная Земля. Вот как он вспоминал предысторию:

Прозимовав год на мысе Оловянном и обеспечив жизнеспособность и нормальную работу станции, по предложению Кренкеля, сделанного, кстати, под впечатлением начала в стране стахановского движения, и с одобрения руководства, он и механик Николай Георгиевич Мехреньгин «сверх программы» весной 1936 года перебазировались на законсервированную полярную станцию «Остров Домашний», которая в 1930–1932 гг. была базой экспедиции Г.А. Ушакова, отразившей на карте весь архипелаг Северная Земля. Цель была поистине стахановская: тем же составом обслуживать не одну, а сразу две станции.

Осуществленное Кренкелем перебазирование было предприятием весьма рискованным. Не было точно известно, в каком состоянии находится жилье, каково количество и ассортимент имевшихся там продуктов, достаточно ли горючего. Но это было нужно, и у такого человека, как Кренкель, сомнений не могло появиться.

«Очевидно, мы были самыми северными стахановцами страны», – вспоминал он об этом впоследствии.

Ситуация на Домашнем оказалась тяжелой. Главным было недостаточное качество и разнообразие продуктов. В июле Мехреньгин, а за ним и Кренкель заболели цингой:

Болезнь проходила в тяжелой форме, опухли и приобрели багрово-синий цвет ноги, появились головокружение и одышка, развивалась слабость. Кренкель до последнего скрывал от «Большой земли» истинное положение дел, и лишь когда состояние Мехреньгина стало критическим, он послал свою знаменитую радиограмму: «Начиная с середины июня подставки у обеих машин подвержены коррозии. Материалов для ремонта нет. Привет от Зандера. Кренкель». В этих словах весь Кренкель – мужественный, не привыкший жаловаться, с неистребимым чувством юмора. Всем всё стало понятно. Если уж Кренкель шлет такую телеграмму – значит ситуация чрезвычайная.

1 сентября к острову удалось пробиться «А. Сибирякову» со сменой. Эта, не получившая мировой известности, скромная экспедиция вспоминалась впоследствии самим Кренкелем как высшее его человеческое и профессиональное достижение.

Ещё в 1936 году на острове Домашнем Кренкель получил «радио» из Москвы:

21 мая 1937 года, перелетев 20 км за Северный полюс, на лед опустился самолет АНТ-6, пилотируемый Михаилом Водопьяновым. На дрейфующую льдину была высажена героическая четверка под руководством Ивана Папанина – радист Эрнст Кренкель, гидробиолог Пётр Ширшов и метеоролог-геофизик Евгений Фёдоров, а также пес Весёлый. Здесь заранее уже был разбит лагерь с палаткой для жизни и работы, двумя радиостанциями, мастерской, метеорологической будкой, теодолитом для измерения высоты солнца и складами, другими сооруженными. В этот день Кренкель провел первый сеанс радиосвязи с Северного полюса.

6 июня 1937 года на льдине прошёл митинг, Кренкель поднял флаг СССР: одним словом, была торжественно открыта первая в мире научно-исследовательская дрейфующая станция «Северный полюс – 1». Важность этого события по достоинству оценили позднее. Так началась история советских и российских дрейфующих полярных станций.

Программа работ станции «СП-1» включала широкий комплекс океанографических, океанологических, метеорологических, геофизических и других видов научных наблюдений. В значительной степени ценность этих наблюдений зависела от оперативности и регулярности передачи информации в координирующие научные центры, т.е. от надежности радиосвязи. С учетом важности и сложности задачи и был поставлен на это дело такой радист, как Кренкель (позывной на станции – UPOL). Он блестяще справился со своей задачей, несмотря на то, что загруженность его была чрезвычайно велика. Четыре раза в сутки передавались очередные сводки погоды, обширные донесения-отчеты обо всех научных наблюдениях, корреспонденции в газеты. Осуществлялся прием огромного массива поступающих сообщений.

Кренкель вспоминал:

Кроме того, помимо текущей работы Кренкель вел наблюдения над прохождением радиоволн, поддерживал радиосвязь с большим количеством коротковолновиков-любителей, участвовал в общих хозяйственных работах по станции, помогал в трудоемких глубоководных гидрологических исследованиях. Все это делалось им с энтузиазмом и удовольствием.

Дневниковые записи Кренкеля, обладавшего тонким чувством юмора, весьма контрастны:

«Недавно Федорову ставили банки. Пахло горелым спальным мешком. Благодарные за развлечение зрители не скупились на советы. Время лечения прошло весело, и пациент исцелился главным образом смехом. Серебрятся инеем стены палатки. Тускло горят лампы (им не хватает кислорода), а лампам к нехватке кислорода привыкнуть труднее, чем людям, – и тут же без перехода. – 12 декабря 1937 года наш поселок претерпел существенные изменения, став поселением еще более необычным. Все его жители, уснув рядовыми гражданами, проснулись народными депутатами. В этот день наша четверка, в разных концах Советского Союза, была избрана в Верховный Совет СССР. Я – избранник жителей города Уфы...».

Неоценимой была роль Кренкеля на завершающем этапе дрейфа «СП-1». Из-за разрушения льдины полярникам пришлось покинуть жилую палатку. Радиостанцию смонтировали на нартах на открытом воздухе, тем не менее Кренкель продолжал регулярную работу – от этого зависело благополучное завершение экспедиции.

Эрнст Теодорович вспоминал:

Через девять месяцев (274 дня) дрейфа на юг льдина, на которой располагался лагерь «папанинцев», превратилась в обломок шириной не более 30 метров с несколькими трещинами. Четверка зимовщиков была снята ледоколами «Таймыр» (старый знакомый, на котором ещё в экспедиции 1928 года Кренкель работал радистом) и «Мурман» 19 февраля 1938 года в нескольких десятках километров от берегов Гренландии.

Иван Папанин, Эрнст Кренкель, Пётр Ширшов и Евгений Фёдоров за эту экспедицию были удостоены высокого звания Героя Советского Союза.

Этот дрейф стал последней арктической экспедицией Кренкеля.

С конца 30-х годов прошлого века Эрнст Теодорович Кренкель работал в Центральном аппарате Главсевморпути, возглавлял Управление полярных станций и связи. В годы Великой Отечественной войны он был заместителем начальника и членом коллегии Главсевморпути. Кренкель руководил эвакуацией семей полярников из Москвы и Ленинграда, участвовал в переброске Арктического института и других подразделений Главсевморпути из осаждённого Ленинграда. Во время пребывания Главного управления Севморпути в глубоком тылу (в Красноярске), начиная с октября 1941 года, продолжал работать в качестве заместителя начальника Главсевморпути, руководил работой всех полярных станций СССР. Сведения о погоде, регулярно поступавшие с советских полярных станций, были единственным источником метеорологических данных для кораблей Северных конвоев, выполнявших доставку грузов по ленд-лизу в Архангельск и Мурманск, а также для охранявших их самолётов.

В ведении Кренкеля было также налаживание надёжной радиосвязи вдоль маршрута «Алсиб», по которому с октября 1942-го по октябрь 1945 года перегоняли с Аляски в Красноярск американские самолёты, поставляемые по ленд-лизу.

В сентябре 1945 года замначальника Севморпути подполковник Э.Т. Кренкель был награждён медалью «За победу над Германией», а в декабре 1945 года – орденом Красной Звезды «за успешное выполнение заданий правительства и самоотверженную работу по освоению Северного морского пути в дни Отечественной войны».

С осени 1948-го по 1951 год Э.Т. Кренкель был директором радиозавода № 745 Министерства электропромышленности СССР (впоследствии Московский радиозавод «Волна», а затем до конца жизни работал в Научно-исследовательском институте гидрометеорологического приборостроения Главного управления Гидрометеослужбы СССР (был начальником лаборатории автоматических радиометеорологических станций, а с 1969 года – директором этого НИИ).

Создание автоматических метеостанций, размещаемых в труднодоступных районах, позволило значительно сгустить сеть наблюдений за погодой.

В душе до конца своих дней Кренкель оставался полярником, полярником-романтиком. Его мечтой даже в последние годы жизни была организация одиночной зимовки в Арктике, но разрешения на это он, конечно, не получил. Тем не менее, ему удалось еще раз уже в возрасте 65 лет вырваться в полярные льды, на этот раз в Антарктику в качестве начальника экспедиции на судне «Профессор Зубов», которая проходила с 15 ноября 1968-го по 15 марта 1969 года.

Во время рейса Эрнст Теодорович выходил в эфир на коротковолновых радиолюбительских диапазонах под позывным RAEM/mm (две последние буквы означают, что радиостанция расположена на морском судне, находящемся в плавании). Фактически на борту судна Кренкель приступил к работе над мемуарами «RAEM – мои позывные». Вскоре после рейса эта книга начала публиковаться в журнале «Новый мир» (1970-1971), а уже после смерти автора вышла отдельным изданием.

Эрнст Теодорович Кренкель стал первым председателем Всесоюзного общества филателистов (ВОФ) и был во главе его до самой своей смерти (1966–1971).

О своем увлечении он говорил так:

В своих выступлениях Кренкель подчёркивал:

Человек, проживший увлекательную, интересную жизнь, Эдуард Теодорович обнаружил в филателии частицу своего собственного «я».

Кроме того, в 1959–1971 годах Кренкель был первым председателем президиума Федерации радиоспорта СССР.

До конца своих дней Э.Т. Кренкель сохранял высокую активность, несмотря на заметно сдающее здоровье. В 1971 году он должен был лететь на Кубу, ему были сделаны профилактические прививки, резко ухудшившие его состояние. В постель лег только тогда, когда уже не мог стоять на ногах. Дети вызвали неотложку. Садясь в машину, он поприветствовал водителя и сказал: «Привет пилоту». Это были его последние слова.

Эрнст Теодорович умер 8 декабря 1971 года. Похоронили его в Москве на Новодевичьем кладбище.

Кроме Звезды Героя и наград за Великую Отечественную войну Кренкель был удостоен двух орденов Ленина, ордена Трудового Красного Знамени, двух орденов Красной Звезды и медалей.

С 1973 года его имя носит залив на восточном побережье острова Комсомолец архипелага Северная Земля.

Имя Кренкеля было присвоено нескольким морским и речным судам (причем, некоторым ещё при его жизни). Наиболее известно из них морское научно-исследовательское судно погоды ледового класса «Эрнст Кренкель», построенное в 1971 году и закончившее свой путь в 2012 году.

В 1957 году на острове Хейса архипелага Земля Франца-Иосифа была открыта самая северная и самая крупная арктическая геофизическая обсерватория «Дружная». В 1972 году она была переименована в обсерваторию имени легендарного полярника, Героя Советского Союза Эрнста Теодоровича Кренкеля. Это теперь – самый северный метеорологический пост России, единственная обсерватория страны в области геомагнитной полярной шапки.

Именем Э.Т. Кренкеля были названы улицы почти в двадцати городах Советского Союза. А гора Кренкеля с 1973 года – на карте Антарктиды.

Память о человеке-легенде, арктическая биография которого началась 100 лет назад, живет!