Георгий Давидович Гаврилов сейчас на пенсии: воспитывает внуков и пишет мемуары. Ему есть о чём рассказать читателям. Почти 20 лет он проработал в Арктическом и Антарктическом научно-исследовательском институте, принял участие в полусотне экспедиций в Арктику и Антарктику. Основной обязанностью Гаврилова было проведение ледовых разведок и изучение состояния льдов. С Крайним Севером он попрощался в 1989 году, но до сих пор считает, что работа в Заполярье была лучшим периодом в его жизни.

В ранней молодости Георгий Гаврилов собирался заняться электротехникой, чтобы продолжить семейную традицию. Его отец был главным инженером на заводе «Электросила» и был даже удостоен Сталинской премии. Мать сначала работала там же, а потом начала преподавать электромеханику в политехническом университете. Эту же стезю выбрали сёстры и брат Георгия Давидовича. Поэтому он устроился на работу техником-электриком и поступил на вечернее отделение Ленинградского электротехнического института.

С 4-го курса Георгий Давидович был отчислен за неуспеваемость и пошёл в армию. После окончания службы решил начать всё с нового листа и поступил на географический факультет Ленинградского госуниверситета. Параллельно занялся поиском работы и случайно нашёл объявление о наборе участников в экспедицию на Новосибирские острова.

«Ну я взял телефончик, оказался это институт Геологии Арктики. Я приехал туда и меня встретил высокий, сухопарый такой, уже пожилой, старичок. Ну и начал меня расспрашивать. Принято во всех этих поисковых институтах с человеком вести беседу. Ну я ему вкратце рассказал, он с удовольствием послушал все и говорит, ну что же, мы вас с удовольствием возьмем. Говорит, вот у нас такая экспедиция на Новосибирских островах, выбирайте себе профессии. Там, как всегда, это грузчик, в основном. Ну я согласился».

Так получилось, что первым человеком, который предложил Георгию Гаврилову отправиться в Арктику, оказался легендарный полярник-первопроходец, благодаря которому возник Норильск.

«- Этот человек оказался Николай Николаевич Урванцев. Вы слышали такого?
- Конечно, конечно.
- Ну вот, я тогда об этом даже не знал, даже не предполагал, что это такой человек. Когда уже прошло несколько лет, я прочитал книжку Ушакова, как они открывали Северную землю. И вот там Урванцев. Где-то мелькнула фотография – что-то знакомое такое. И в итоге я вот таким образом узнал его. Такая была у меня встреча удивительная».

Позже Георгий Давидович увидел ещё одного знаменитого полярника, Михаила Сомова. Но эту встречу радостной не назовёшь. Произошла она в самом конце 1973 года, когда Сомов попал в больницу, откуда уже не вышел.

«Решили устроить там дежурство. Комсомол тогда был, нас вызвали всех. По закону подлости оказалось, что мне надо было в новогоднюю ночь идти к нему. Я пришёл туда, мне сказали – сейчас мы вас проведём. И меня повели куда-то всё ниже. И привели меня в морг. Они меня приняли за родственника. К сожалению, Сомова я до этого никогда не видел. Я его первый и последний раз увидел только в таком состоянии».

Вообще жизнь Георгия Гаврилова была богатой на встречи с известными людьми. Например, во время учёбы в университете его преподавателем был Лев Гумилёв – сын Николая Гумилёва и Анны Ахматовой.

«Он был человек импульсивный такой. Он увлекался своим рассказом, забывал, перескакивал с одного на другое. Там что-то понять и записать было невозможно. Надо было, просто открыв рот, слушать. Но это такой был рассказчик. Он иногда хватал свою указку, начинал ей дирижировать, читать стихи – свои, папы, мамы. В общем, это была какая-то сказка».

После встречи с Николаем Урванцевым близкие люди отговорили Георгия от экспедиции на Новосибирские острова и от работы в институте Геологии Арктики. Вместо этого посоветовали устроиться в институт Арктики и Антарктики, в котором экспедиции были не сезонными, а круглогодичными. В то время он располагался в Шереметьевском дворце – это тоже сыграло немаловажную роль.

«Когда я узнал, что это Шереметьевский дворец на набережной Фонтанки, исторический город, а там совсем недалеко наш бывший родовой дом, Фонтанка 56, это дом моей бабушки. Меня это очень пленило. Когда приехал, забрался по чугунной стариной лестнице на третий этаж к Павлу Афанасьевичу Гордиенко, начальнику отдела. Выдающийся полярный исследователь. Он один из первых осуществил переход на собаках от мыса Шмидта на остров Врангеля».

Кстати, институт стал ещё одной точкой пересечения Георгия Гаврилова и Льва Гумилёва.

«Я в институте Арктики и Антарктики, который в Шереметьевском дворце был, сначала я у Павла Афанасьевича сидел в центральном флигеле. А потом меня перевели в боковой флигель, сейчас он называется Фонтанный дом, где жила Анна Ахматова. И представляете, трудно поверить, но именно в спальне Ахматовой у нас находилась наша лаборатория».

В свою первую Арктическую экспедицию Георгий Гаврилов отправился уже в качестве сотрудника ААНИИ на ледоколе Ермак, который в то время только сошёл со стапелей в Финляндии. Погрузка на борт происходила на Диксоне, куда учёные добирались самолётом. Но сделать это оказалось непросто. Вот как описывает этот перелёт Георгий Давидович в своих мемуарах:

«Полёт из Ленинграда до Диксона, наверное, не сохранился бы у меня в памяти, если бы не вынужденная задержка на забытой в древности косе на мысе Дровяной, в Обской губе, почти уже на выходе в Карское море. Погоды на Диксоне не было, и мы зависли в этом забытом Богом аэропорту на пару дней. Окружающий пейзаж своей унылой монотонностью не вызывал особой радости. Кругом бесконечная унылая тундра, признаки которой мы только что изучали на занятиях по физической географии СССР».

Но впечатления, которые Георгий получил, впервые поднявшись на борт ледокола, оказались совсем другими.

«На ледоколе я впервые увидел всю Артику – впервые медведи, впервые лёд. Это незабываемое впечатление, я там, в принципе, почти не спал, всё время ходил и рассматривал, всё время изучал».

Самым интересным, но в то же время сложным занятием Гаврилову показалась ледовая разведка. И он стал осваивать эту профессию. Ледовые разведчики должны были не только визуально искать проходы с чистой водой среди ледовых полей, но и уметь на глаз с высоты определять толщину льда, чтобы понимать, сможет его преодолеть ледокол или нет.

«Там разные тактики есть, вот есть самолётная разведка, которой я потом занимался, а на вертолёте в основном на небольшие расстояния летали, километров 20-30. Тогда не было навигационных приборов таких четких. Поэтому он вылетал где-то, а по пеленгу ледокол определял, где он. Он выбирал наиболее оптимальные точки маршрута, где есть какое-то ослабление льда, где меньше толщина, больше разводий, и вот он выходил в эту полосу, становился, и его пеленговали».

До того, как заняться непосредственно ледовой разведкой, Георгий Давидович занимался изучением льдов. И ходил в экспедиции на ледоколах, собирая данные, которые были необходимы для расчёта прогнозов.

«Мне удалось побывать почти на всех судах, которые были приписаны к Мурманскому пароходству. На небольшом, очень таком интересном пароходе капитан – Воронин. Ледокол "Мурманск". Ну и на "Ленине", конечно, я побывал. И последняя моя экспедиция на ледоколе была тоже очень знаменательная, во время спуска на воду первого нашего атомного большого атомохода "Арктика". Там у нас была интересная работа – мы мерили лёд непосредственно с борта атомохода. Заказали специальную люльку такую, которая подвешивалась на борту судна, мы в эту люльку залезали. У нас была измерительная рейка, на которой были дециметровые отметки, чтобы можно было определить точность хотя бы до 10 сантиметров. Мы опускали её на ходу, когда льдина выворачивалась, мы эту рейку прикладывали к этой льдине и определяли толщину».

Экспедиции на ледоколах запомнились Георгию Гаврилову не только работой. У него накопилось множество интересных историй, связанных с поездками в Арктику. О многих из них он рассказывает в своих мемуарах, в том числе и об этой.

«По традиции, когда новый ледокол, становится на службу, во время испытаний ему дарят маленького медвежонка. И вот мы зашли на Диксон и нам подарили маленького медвежонка. Его весь экипаж обожал. Его взял жить радиоинженер в свою рубку. Она была как раз около нашей метеовышки. Ну я не мог удержаться, то ему там втихаря баночку сгущёнки кину, то ещё что-то, он обожал сгущёнку. Короче говоря, мы подружились с ним. Где-то месяц продолжалось эта поездка. Ну и потом, когда уже закончилась экспедиция, привезли его в наш Ленинградский зоопарк. И прошло после этого года 3-4, да и у меня уже семья образовалась, дети, и мы приходим, я детей привожу в зоопарк, и там лежит медведица какая-то. Я им рассказал эту историю. Потом кричу: «Машка!». Вдруг она неожиданно прыгает и плывёт к нам. То ли это совпадение, то ли что, но я был просто удивлен».

После экспедиции на атомоходе «Арктика» Георгий Гаврилов окончательно перешёл в ледовую разведку и смотрел на льды уже не с борта ледокола, а из кабины самолёта ИЛ-14 – именно эту машину использовали для ледовых разведок.

«Меня послали в экспедицию в Тикси. Я, наконец, напросился стажёром, чтобы стать ледовым разведчиком. Это не так просто. Надо пройти этапы. Сначала ты долго просто изучаешь теорию. Потом едешь стажёром. Так год-два стажёром летаешь. Потом становишься гидрологом второго класса. А потом только становишься первым. То есть проходит где-то в среднем от 7 до 10 лет, чтобы стать гидрологом первого класса».

На Тикси Георгий Давидович попал вместе с Артуром Чилингаровым и своими глазами видел, как тот начинал свою карьеру общественного деятеля. Артур Николаевич работал там простым инженером, и для его деятельной натуры это была слишком скучная работа.

«Он освоился быстро и решил охватить своим вниманием Якутский комсомол. В Тикси он организовал замечательную комсомольскую организацию, от которой он буквально в течение года был направлен на съезд Якутских комсомольцев. Откуда он попал на общесоюзный съезд Комсомола уже в Москве. И вдруг совершенно неожиданно с трибуны съезда сказал, что он предлагает организовать молодежную экспедицию на Северный полюс. Все растерялись. Но потом вышло распоряжение организовать. Артур замечательный человек. И он не был стяжателем каким-то. Ему не нужно было какой-то материальной выгоды. Да, он хотел быть начальником. Хотел. Это безусловно. Но он все-таки болел за дело. Поэтому я ему очень благодарен. Он тоже очень мне помог».

Позже Артура Чилингарова назначили начальником Управления Гидрометеослужбы в Амдерме. Поехав туда, он взял с собой Георгия Гаврилова в качестве гидролога. Потом они вместе работали на Диксоне.

«Я налетал, без малого, 10 тысяч часов. Я много поплавал на ледоколах, познакомился со многими капитанами и понял, что все наши наблюдения – это, конечно, хорошо. Но самое главное – это эмоциональная наша помощь. То, что мы существуем, что мы им помогаем, что они под присмотром. Вот поэтому очень мне нравилась эта работа по проводке. Когда ты видишь результат, что кто-то идет по твоей рекомендации, да еще проходит быстро. Это придавало силу и уверенность».

Два раза Георгий Давидович принимал участие в масштабных высокоширотных воздушных экспедициях «Север». В каждой было задействовано порядка ста человек.

«Экспедиция «Север» осуществляла наблюдение за льдом по всей Арктике. Ученые выбирали определенные квадраты, куда надо было прилететь, поставить океанографическую станцию, собрать пробы воды, определить химический состав, чтобы изучить солёность. А моя задача как гидролога – найти эту точку, чтобы мы там не провалились, чтобы можно было сесть удачно, и описать эту поверхность. Это ряд исследований, которые дали возможность найти хребет Ломоносова. Это очень важная экспедиция по изучению природы всей Арктики».

Арктика – это суровый регион, который постоянно испытывает людей на прочность. Там очень легко попасть в опасную для жизни ситуацию. Не избежал этого и Георгий Давидович. Возле берегов Аляски его самолёт ИЛ-14 чуть не атаковали американские истребители.

На аэродроме на Земле Франца-Иосифа их самолет вынесло со взлётной полосы. А однажды он чуть не утонул вместе с АН-2.

«Самолет должен сначала просто удариться лыжами о снег, проехать, посмотреть, какая там лыжня идет – не влажная ли, лёд какой там. Потом взлететь снова, потом снова сесть. И он никогда не останавливается, он садится, мы на ходу прыгаем. У нас специальный бур такой небольшой, Им можно быстро-быстро пробурить дырку, посмотреть, что там. Если лёд меньше 10 сантиметров, если 10, то мы показывали, что ни в коем случае садиться нельзя. И он мимо нас проходил, мы прыгали туда на ходу и улетали. А если всё хорошо, я им показывал – садитесь. И другие самолеты сажали, мы летали тройками, по три самолета. Один с оборудованием, один заправщик».

В тот раз из-за ошибки пилота-стажёра самолёт сел на тонкий лёд, пробил его и начал тонуть. К счастью, все люди успели выскочить наружу.

«Горшков Андрюша был такой. Молодой парень, химик. Он вспомнил, что оставил там сумку с какими-то химическими реактивами и золотом. И вдруг прыгнул в этот самолет. Все кричат: «Давай, выпрыгивай!». И тут же кричат: «Ещё вот это захвати!». Он молодец, повынимал много. Потом вдруг самолет хрустнул, мы его чуть ли не за руки оттуда выхватили».

Самолёт так и не провалился под лёд полностью и поэтому его потом пришлось взорвать, чтобы техника не попала спецслужбам других государств.

Несмотря на все пережитые трудности, Георгий Гаврилов не жалеет о том, что отдал Арктике всю свою молодость.

«Я считаю, это лучшие годы моей жизни. А до сих пор живу этим, вспоминаю. И там остались мои друзья. Их очень мало осталось. Сейчас большинство уже ушли».

Из Арктического и Антарктического научно-исследовательского института Георгий Давидович ушёл в 1989 году с должности гидролога-ледового разведчика первого класса. Он был одним из последних представителей этой профессии. С появлением новых технологий прокладка маршрутов ледового плавания выполняется, в основном, с помощью анализа спутниковой и гидрометеорологической информации, однако авиационная ледовая разведка до сих эпизодически востребована для научных и прикладных задач.