Валентин Феликсович Войно-Ясенецкий родился в 1877 году в Керчи в семье провизора. После окончания медицинского факультета Киевского университета в составе отряда Красного креста он прибыл в Читу, в военно-полевой госпиталь, куда доставлялись раненые с фронтов Русско-японской войны. Напряженная, по 10-12 часов работа в операционной дала начинающему хирургу не только большой практический опыт, но побудила заняться исследовательской деятельностью по таким актуальным для военного времени темам, как местная анестезия и терапия гнойных ран. Первые же опубликованные статьи принесли ему научное признание, а вскоре и докторскую степень.

В Ташкенте, помимо напряженной профессиональной деятельности, Войно-Ясенецкий становится активным участником местного церковного братства. После кончины супруги, в самый разгар гонений против церкви В.Ф. Войно-Ясенецкий принимает сан священника с апостольским именем Лука, а в конце мая 1923 года – рукоположен во епископа. Почти сразу же новоявленный архиерей был арестован, осужден и выслан в Восточную Сибирь.

Отбывание двухлетнего срока первой ссылки началось в Нарымском крае, в больнице города Енисейска, где сразу по приезде, в марте 1924 года, Войно-Ясенецкий провел серию блестящих операций.

«Я сделал экстракцию врожденной катаракты трем слепым мальчикам-братьям и сделал их зрячими»,– писал он в своих воспоминаниях. Слух о чудо-докторе разлетелся по окрестным деревням, очередь на прием к профессору была составлена на полгода вперед. Однако опальный епископ совершил, с точки зрения местной власти и ГПУ, непростительный поступок.

«Я открыто объявил себя единственно законным епископом Красноярским и Енисейским, согласно общей доктрине патриарха Тихона», – заявил на допросе В.Ф. Войно-Ясенецкий. За этим демаршем стояла непримиримая позиция православного священника по отношению к обновленческой модели церковного уклада, с помощью которой советская власть, не в силах быстро и полностью искоренить религиозную традицию, пыталась ее расколоть. В известной мере советским идеологам удалось навязать верующим «прогрессивный» вариант церковного устава и богослужения: большинство приходов в 20-30 годы прошлого века возглавили иерархи так называемой «Живой Церкви». Против них боролись немногочисленные выжившие последователи патриарха Тихона, отстраненного в 1923 году от управления РПЦ и помещенного под арест.

Среди самых стойких и последовательных сторонников опального патриарха был епископ Лука. Обладая ярким ораторским даром, он, по собственному признанию, неизменно одерживал верх в дискуссиях и спорах, как с заблудшими священниками, так и с атеистами. Причем, на оппонента обрушивался его же аргумент, только с обратным знаком и потому разящий с удвоенной силой. К примеру, еще в Ташкенте, в 1921 году, во время судебного разбирательства по делу «вредительства» одного из местных врачей, глава чекистов Яков Петерс спросил Войно-Ясенецкого, вызванного в качестве эксперта: «Как это вы верите в Бога, поп и профессор Войно-Ясенецкий? Разве вы его видели?» На что Войно-Ясенецкий ответил: «Бога я, действительно, не видел, гражданин общественный обвинитель. Но я много оперировал на мозге, и, открывая черепную коробку, никогда не видел там также и ума. И совести там тоже не находил». Зал захлестнули аплодисменты и смех.

Петерс, закипая от гнева, бросил Войно-Ясенецкому: «Вот вы днем режете, а ночью молитесь. Какой же вы священник?» Хирург ответил: «Я режу, спасая людей. А зачем режете вы?»

В 1921 году такие диалоги еще могли сойти с рук. Тремя годами позже ссыльный священник после первых же проповедей, осуждающих обновленцев, был отправлен подальше от Енисейска – на север, в Туруханск. Как известно, в Туруханском крае отбывали ссылку многие будущие руководители советского государства, но вряд ли их встречали как епископа Луку. «В Туруханске, – вспоминал он, – когда я выходил из баржи, толпа народа вся опустилась на колени, прося благословения».

Войно-Ясенецкого сразу же поставили во главе местной больницы, обслуживающей огромный край. В воскресенье и праздничные дни он неизменно совершал богослужение в церкви, которая находилась примерно в километре от больницы. Прихожане решили, что архиерею не подобает проделывать этот путь пешком и стали подвозить его на санях, покрытых ковром. Местной власти такие знаки внимание не понравились. А когда из-за проповедей епископа Луки верующие перестали ходить в храмы, захваченные обновленцами, ГПУ оперативно издало новое распоряжение – отправить неугомонного попа «на Ледовитый океан».

Так ему и объявили в ответ на вопрос, куда же теперь, и дали полчаса на сборы. Сопровождающему милиционеру в качестве конечного пункта назвали станок Плахино, что в 230 км севернее полярного круга. По всей видимости, власти надеялись, что бунтарь замерзнет по дороге. «Путь по замерзшему Енисею в сильные морозы был очень тяжел для меня, – писал в своих воспоминаниях Войно-Ясенецкий. – Однако именно в это трудное время я очень ясно, почти реально ощущал, что рядом со мною Сам Господь Бог Иисус Христос, поддерживающий и укрепляющий меня».

За полярным кругом Войно-Ясенецкий провел почти всю зиму, живя в избе, в которой вместо стекол был наморожен лед, а по углам лежал снег. В начале весны туруханское ГПУ было вынуждено вернуть доктора в поселок, опасаясь нового бунта после того, как в больнице скончался местный житель по причине ненадлежащего, по мнению земляков, лечения.

В Туруханске у Войно-Ясенецкого закончился срок первой ссылки. «Мы благополучно доехали до Енисейска, в котором духовенство, прежде бывшее сплошь обновленческим, но обращенное мной на путь правды перед моим отъездом в Туруханск, устроило мне торжественную встречу», – вспоминал епископ.

В 1926 году доктор вернулся в Ташкент, где жили его дети под присмотром приемной матери. Три года прошли относительно спокойно, Войно-Ясенецкий занимался частной практикой, принимая больных на дому.

Но весной 1930 года последовал арест по сфабрикованному обвинению в причастности к гибели одного экзальтированного медика, который, как выяснило следствие, покончил жизнь самоубийством из-за неудачных опытов по воскрешению малолетнего сына.

В руках хитроумного следователя абсурдное по законам логики и научного подхода дело обрело черты политического заговора попа-мракобеса против новатора, бросившего вызов смерти и разрушению материи. Спектакль по дискредитации епископа Луки вспыхнул с новой силой после публикации фельетона Габриэля Урекляна, более известного под именем Эль-Регистана как соавтора советского гимна. Можно только поражаться классовому чутью пролетарских литераторов, но вскоре на эту же тему были поставлены спектакли по пьесам «Мы будем жить» Б. Лавренева и «Опыт» К. Тренева. Последний, как оказалось, то ли купил, то ли заимствовал сюжет у С. Сергеева-Ценского. Впрочем, вряд ли об этих опусах знал сам прототип отрицательного персонажа. Сосланный в Архангельский край Войно-Ясенецкий лечил и спасал страждущих в больницах Котласа и Архангельска, вплоть до конца ссылки в 1933 году.

По возвращении в Ташкент, Войно-Ясенецкий два года работал в гнойно-хирургическом отделении местной больницы. «Эта работа, – вспоминал он, – давала мне одно за другим очень важные научные открытия, и собранные в гнойном отделении наблюдения составили впоследствии важнейшую основу для написания моей книги».Осенью 1934 года в Медгизе вышло первое издание книги В.Ф. Войно-Ясенецкого «Очерки гнойной хирургии». Большинство иллюстраций было выполнено рукой автора, в юности серьезно изучавшего живописи. «Очерки» получили восторженные отклики медицинского сообщества, стали настольной книгой для хирургов нескольких поколений.

В июле 1937 год последовал новый арест. На это раз по обвинению в создании подпольной контрреволюционной организации, в шпионаже в пользу Ватикана и, до кучи, в работе на польскую и английскую разведки. Войно-Ясенецкому пришлось неоднократно пережить пыточный «конвейер» – многодневный, без отдыха и сна допрос сменяющих друг друга следователей.

«Слуги закона» добивались признания вины и дачи показаний на других соучастников «дела», в основном, служителей церкви. В своих воспоминаниях Войно-Ясенецкий пишет, что во время «конвейеров» он несколько раз терял сознание от слабости и избиений. Только чудом можно объяснить, что Войно-Ясенецкий был приговорен не к высшей мере, а к ссылке в Красноярский край. Возможно, от гибели его спас отказ признавать себя виновным в попытке свержения советского режима. Он также не подписал ни одного доноса на других арестованных по церковному «делу».

Примечательно, что 1937 год не пережили и многие его мучители из числа следователей и дознавателей. Тот же Яков Петерс, к примеру. Были расстреляны и деятели церкви, подписавшие клевету на епископа Луку. Никого из них, впрочем, Лука никогда не винил, он хорошо знал, какими способами добывались эти показания.

С началом Великой Отечественной войны ссыльная жизнь Войно-Ясенецкого изменилась коренным образом. Его хирургический опыт, большой авторитет в профессиональной среде становятся востребованными советским правительством.

«В июле 1941 года я был назначен главным хирургом эвакогоспиталя, – писал он в автобиографии. – Этот госпиталь был расположен на трех этажах большого здания, прежде занятого школой. В нем я проработал не менее двух лет, и воспоминания об этой работе остались у меня светлые и радостные. Раненые офицеры и солдаты очень любили меня. Когда я обходил палаты по утрам, меня радостно приветствовали раненые. Некоторые из них, безуспешно оперированные в других госпиталях по поводу ранения в больших суставах, излеченные мною, неизменно салютовали мне высокоподнятыми прямыми ногами».

Многим молодым хирургам, присутствовавшим на операциях Войно-Ясенецкого, запомнилось, что он неизменно начинал операцию с молитвы, затем йодом чертил крест на груди больного и только потом брал скальпель. Своим ученикам он часто повторял: «Для хирурга не должно быть врачебного ῝случая῝, а только живой, страдающий человек».

В декабре 1946 года, уже переведенный в Тамбов, В.Ф. Войно-Ясенецкий получает известие о присуждение ему Сталинской премии 1-й степени за выдающиеся достижения в медицине. Бóльшую часть денежной премии архиепископ Тамбовский Лука жертвует сиротам павших на войне.

Пастырское служение он совмещает с врачебной деятельностью и преподаванием. В 1947 году за неуживчивый (с властями) нрав его переводят, а по сути ссылают в разоренный войной Крым, где стареющему и уже слепнущему епископу пришлось практически с нуля восстанавливать приходы и жизнь православных общин. Его методы пастырства отличались последовательностью, принципиальностью, жесткостью к нерадивым и в то же время готовностью помочь слабым и обездоленным. В Крыму Луке почти не давали заниматься врачебной практикой, несколько лет (до полной слепоты) он принимал на дому, не беря никакой платы.

Архиепископ Лука Крымский умер 11 июня 1961 года. Несмотря на противодействие властей, на похороны епископа собралась добрая половина Симферополя.

В 1996 году святитель Лука Крымский был причислен к лику святых исповедников. Рака с его мощами находится в Свято-Троицком соборе в Симферополе. В ряде городов России, где врачевал и служил Лука, открыты музеи, памятники, мемориальные доски.