Семён Дежнёв родился в 1605 году в деревне Есиповская в Сояле на Пинеге Двинского уезда (ныне – Архангельская область). В юности ходил по Белому морю на Соловецкие острова, служил матросом кочей и лишь потом перебрался в Сибирь, стал казаком, сборщиком ясака, а затем - и якутским атаманом, участвовал во многих экспедициях и походах.

Память С.И. Дежнёва увековечена в целом ряде географических названий (остров, залив, бухта, мыс и т. д.), его именем названы улицы во многих городах, морские суда... Не обошло его вниманием и почтовое ведомство.

Как известно, по некоторым данным в 1641 году Семен Дежнев взял в жены якутскую девушку Абакаяду, крестил ее, у них родился сын Любим. А он отправился на Колыму, чтобы вернуться через год. Но судьба распорядилась иначе, и пришлось странствовать ему по морям и рекам более двадцати лет. Что было с Абакаядой дальше – неизвестно. Если верить легенде, она ждала мужа двадцать лет...

Семья Дежнёва, отлитая в бронзе, стала частью памятника, открытого в Якутске в 2005 году.

Семён Дежнёв сорок лет отдал службе Русскому государству на его северо-востоке, принимал участие во множестве сражений и дипломатических миссий, бесчисленно раз ранен и неоднократно тонул, первым прошёл через пролив между Азией и Америкой и оставил описание этого прохождения, исследовал и присоединил к России бассейн реки Анадырь вместе с богатейшими промыслами моржовой кости, ценимой тогда выше золота и даже соболей. Многотрудная и опасная служба Дежнёва принесла ему значительный материальный прибыток, чин атамана, уважение воевод, Сибирского приказа и самого Государя с боярской думой – наконец, и посмертную славу.

Заслуга Дежнёва вспомнилась, едва началось научное изучение истории Сибири: уже в 1730-е годы Герхард Миллер опубликовал по найденным в Якутске документам рассказ о подвиге Дежнёва, который вскоре воспроизвёл в своём «Кратком описании путешествий по северным морям» обычно во всём споривший с Миллером М.В. Ломоносов. Довольно робкие попытки поставить под сомнение достижения Дежнёва, восходящие к тяготевшему к скептической школе историку Сибири П.А. Словцову, неизменно оканчивались полным фиаско: выяснялось, что скептики плохо знали и понимали документы, рассказывающие об открытиях атамана. Да и самих этих документов обретается в архивах достаточно много, чтобы жизнь и деяния «Семейки Иванова Дежнёва» не оставались бледной тенью, а предстали перед нами подлинной историей из плоти и крови, частью великого русского похода «навстречь солнцу».

Геополитической предпосылкой этого плавания был сам характер России как государства, сформировавшегося среди переплетённых друг с другом бассейнов великих рек Евразии. На пути из варяг в греки возникла Русская Земля и, распространяясь по рекам, она разрасталась. Это распространение шло быстрее там, где не было, как в степной зоне, сильных противников-кочевников, потому волей-неволей Русь разворачивалась на северо-восток. Сперва её органичной частью стал Русский Север, из которого холмогорские мужики двинулись морской дорогой не только к Груманту, но и на Обь, Енисей и далее к «златокипящей» Мангазее, где ещё прежде основания острога кипела пушная добыча и торговля. Морская дорога, пусть и чрезвычайно трудная, позволяла совершить манёвр между реками, миновать уральский «Камень» и немирных «иноземцев».

Основой «объясачивания» местных племён было взятие «аманатов» – заложников, обычно из местных «князьцов», ради которых их родичи и приносили русским пушнину. Покорение отнюдь не было мирным и сопровождалось регулярными стычками и засадами – всё тело Дежнёва было испещрено ранами от якутских, эвенкийских, юкагирских, чукотских стрел. С аманатами, впрочем, зачастую быстро сдруживались, их здоровье берегли пуще зеницы ока и кормили лучше, чем ели сами (за умершего никто ясака не даст), а вскоре иноземцы и сами почувствовали выгоды русской власти: слуги государевы мирили поссорившиеся роды, не давали сильным утеснять слабых. Дежнёв сам несколько раз принимал участие в таких посреднических миссиях и проявил себя как недюжинный дипломат. Государь и воеводы вообще требовали не чинить обид новым подданным и сурово карали служилых за разбои и жестокость с ясачными. Дело было, конечно, не в мифической «имперской дружбе народов», а в здравом смысле: гибель или откочёвка ясачных вела к убытку для казны, ведь соболя били прежде всего туземцы.

Охота за пушниной была беспощадной, и численность зверя, особенно соболей, очень быстро падала. Погоня за мехами заставляла русских двигаться всё далее на восток, со всем тщанием выспрашивая иноземцев о лежащих впереди неведомых землях и необъясаченных людях. Время от времени в этих поисках возникали такие же фантомы, как Эльдорадо в Америке. Происхождение этих фантомов было, скорее всего, довольно прозаичным: их выдумывали местные жители, чтобы спровадить добытчиков подальше от себя. Таким русским Эльдорадо в эпоху Дежнева стала «река Погыча», лежащая дальше за только что открытой и включённой в освоение Колымой. На реке этой, обещали, есть и несчётно соболей, и даже серебро. Знали бы колымские первопроходцы, что золотая земля находится прямо у них под ногами! Но сибирская золотая лихорадка начнётся только в XIX веке.

А пока Федот Алексеев Попов, по прозвищу Холмогорец, приказчик влиятельного купеческого дома Усовых, выступил настоящим подстрекателем поисков Погычи. Устюжцы Усовы и Гусельниковы (приказчики этого дома тоже включатся в экспедицию) вели сибирскую торговлю с огромным размахом. Вот лишь небольшой фрагмент дошедшего до нас списка товаров, которые энергичный Холмогорец взял с собой на «Погычу» для обмена на соболя: «две половинки сукна аглинского середние земли, половинка кармазину, шесть половинок аглинских меньшей земли, десять косяков мыла, дватцать концов сукон сермяжных, десять юфтей кожь красных, пятнатцать рубах, строченых шелком, триста ременей, сто пятьдесят колокольцов, пятьдесят трещеток пищальных, пятьдесят шил, пятьдесят поясков нитных, простых, две чернилицы медные, семеры сапоги телятинные, десятеры сапоги сафьянные муские и женские».

Но и сами они в накладе не оставались. При чтении постоянных жалоб в документах Дежнёва и его товарищей на неуплату денежного и хлебного жалования, на то, что на службы государевы они собирались «своими деньгами и своими подъёмы», издержав на сборы более ста рублей, давая за себя долговые кабальные записи, задаёшься вопросом: откуда у этих людей брались такие деньги, чтобы служить «на свои»? Объяснение в том, что даже небольшая служба сулила огромную личную прибыль, с которой правительство не забывало брать десятину: в год похода Дежнёва такой пошлины в Мангазее, Томске, Енисейске, Туринске было взыскано 17 905 рублей. Это значило, что только за один год, только через эти четыре пункта было провезено мехов на 179 тысяч рублей – невероятная для той эпохи сумма. Прибыль среднего промышленника в Мангазее в годы её расцвета достигала 3000%. Потому не удивительно, что от служб своими деньгами не отказывались – на них напрашивались, выдерживая немалую конкуренцию за царскую грамоту, и обещали казне «явить государю прибыли».

Такую серьёзную борьбу за право стать главным государевым человеком в затеянном Холмогорцем походе выдержал и Семен Дежнёв. Семен Иванов Дежнёв был, как показали разыскания знаменитого историка русской Арктики М.И. Белова, выходцем с Пинеги, соседствующего с Холмогорами притока Северной Двины. Начал свою службу в Сибири в 1630-х, не раз показал себя в походах, имании аманатов, суровых зимовках, туземной дипломатии, был одним из первооткрывателей Колымы. В 1645 году он в числе 13 русских воинов выдержал ожесточённую юкагирскую осаду: 500 туземцев во главе с князьцом Алаем ворвались в Колымский острожек. Защитники, включая Дежнёва, были переранены, но в рукопашной схватке сразили предводителя осаждавших и победоносно отбились, а вскоре наказали бунтовщиков ответным набегом.

Неудивительно, что устюжские гости хотели видеть официальным руководителем экспедиции – «приказным» - этого опытного, смелого, знающего здешнюю жизнь, обладавшего административным и дипломатическим талантом, властного, но уравновешенного человека. Даже будучи неграмотен, Дежнёв превосходил своим практическим умом и наблюдательностью многих из тех, кто его окружал. Из его челобитных, записываемых грамотными людьми со слов Семёна Ивановича, льётся живая, полная характерных поморских словечек речь человека, который трезво мыслит, всё примечает и умеет добиваться своего.

Неслучайно в собственных документах Дежнёва мифическая «Погыча» не упоминается ни разу. Он говорит только про вполне реальную «новую реку Анандырь», с которой и намерен явить Государю прибыль. Он энергично отбил попытку конкурента, «гулящего» человека Герасима Анкудинова, перехватить у него права «приказного». После того как первая попытка Дежнёва и Попова пройти морем на восток от Колымы не удалась из-за плотных льдов, Анкудинов, беглый казак, по сути – предводитель пиратской шайки, решил перехватить у Дежнёва выгодное назначение. Когда это не удалось, ватага увязалась за экспедицией на седьмом коче, который Семён Иванович даже и не признавал, упорно утверждая, что плыл «на шти кочах».

Летом 1648 шесть легальных и один нелегальный коч двинулись в путь. Ледовая обстановка в этой части Арктики никогда не была дружелюбной, поэтому Дежнёву, можно сказать, повезло: именно в 1648 году морской путь на восток оказался более-менее чист, и русским, плававшим только по ветру, мешали шторма и ветра, но не льды. Потеряв два коча (люди с них высадились на берег и были истреблены туземцами), Дежнёв вышел через Берингов пролив в Тихий Океан, обогнув «Камень-Утёс», - мыс, который будет впоследствии назван его именем. Здесь, у этого утёса, и разбился коч Анкудинова, который перебрался на коч к Попову, видимо, благоволившему авантюристу более, чем служилый Дежнёв.

Так совершилось великое дежнёвское открытие. Разумеется, Дежнёв не ставил себе задачи географически доказать существование пролива между Азией и Америкой – вполне вероятно, он никогда и не слышал слова «Америка». Русские того времени полагали, что к северу от Руси лежит «Новая Земля», начинающаяся от архипелага с таким названием и тянущаяся далеко на Восток, и Дежнёв убедился в том, что «Руская сторона» и эта новая земля не смыкаются, и пройти морем к устью реки Анадырь возможно. С другой стороны, в Европе и без Дежнёва существовала уверенность в существовании Анианского пролива между Азией и Америкой, основанная не на данных путешественников, а на теоретической гипотезе о равновесии материков. Колумб руководствовался верной умозрительной теорией, однако практические выводы сделал из своих открытий ложные и, попав в Новый Свет, полагал, что попал в Индию. Дежнёв верной умозрительной теории не знал, однако попал ровно туда, куда и хотел – на реку Анадырь. Попасть именно туда, куда плыл, - достижение в эту эпоху географических открытий отнюдь не рядовое, несмотря даже на то, что экспедиция Дежнёва оснащена была компасами в костяной оправе, и Дежнёв даёт при описании «Большого Каменного Носа» ориентации по сторонам света, которых самодовольные западники вряд ли ждут от русских той эпохи:

Чтобы доплыть до Носа и обогнуть его тоже требовалось недюжинное мужество и упорство, которое проявил именно Дежнёв, а многие другие на его месте повернули бы, как повернул пошедший вослед Дежнёву в 1649 году Михайла Стадухин, положившийся на расспросы туземцев, которые сообщили, что никакого пролива не знают: «Сказывали, что де реки мы близко не знаем, потому что возле моря лежит Камень утес, конца Каменю не знают. А которые служилые и торговые люди, Ерасимко Анкидинов, Семейка Дежнев, а с ними девяносто человек в прошлом во 156 году с Ковыми реки пошли на ту же реку на семи кочах, и про них те ж языки сказывали: два коча де на море розбило, и наши де люди их побили, а достальные люди жили де край моря, и про них де мы не знаем, живы ли оне или нет. И по иноземцовым скаскам вперед по морю итти не посмели, потому чтоб служилые люди напрасною смертию не померли».

Дежнев никому не поверил, а потому и заслужил у потомков славу первооткрывателя пролива и «своего» утёса. Уже одно упорство, проявленное им там, где его не проявили другие, делает все попытки преуменьшить эту славу, ссылаясь на то, что он не опубликовал своего открытия в журнале какого-нибудь «Королевского общества», совершенно неуместными. Неграмотный военно-промысловый администратор Дежнёв сделал для фиксации своего открытия более чем достаточно: дал подробное и узнаваемое до сего дня описание «Большого камня», указал приметы и направления.

Да и в картографии он кое-что смыслил, просто его интересовали не чертежи морских путей, а чертеж той реки, которую он присоединил к преславному Российскому царству, о чём и сообщал он в своей отписке к якутскому воеводе: «А той реки Анандыре (сделан) чертеж с Онюя реки и за Камень на вершину Анандыру и которые реки впали большие и малые, и до моря, и до той корги, где вылягает зверь». Карту утёса по показаниям Дежнёва составил около 1737 года Герхард Миллер, первым опубликовавший дежнёвские документы из якутского архива.

Подвиг Дежнёва, таким образом, принадлежит к числу Великих Географических Открытий в самом строгом смысле слова. Однако в его личной судьбе это открытие было не концом, а лишь началом мытарств и приключений.

Кочи Дежнёва и Попова с Анкудиновым разметало по будущему Берингову морю. Федот Попов и Герасим Анкудинов были занесены южнее, возможно, на Камчатку, и об их судьбе Дежнёв узнал лишь случайно, освободив из корякского плена в одном из походов жену Холмогорца: «Ходил я, Семейка, возле моря в поход. И отгромил я, Семейка, у коряков якуцкую бабу Федота Алексеева. И та баба сказывала, что де Федот и служилой человек Герасим померли цынгою, а иные товарищи побиты, и остались невеликие люди и побежали в лодках с одною душею, не знаю де куда».

Сам Дежнёв осенью-зимой 1648 года тоже оказался на грани гибели. В октябре, после Покрова, его коч выбросило на берег, как полагают современные исследователи, Олюторского залива. С ним осталось всего 24 спутника из вышедших с Колымы 90 человек. С этими остатками команды он двинулся пешим ходом вдоль моря на север, к устью Анадыря. «А шел я, бедной Семейка, с товарищи до Анандиры реки ровно десять недель, и пали на Анандырь реку вниз близко моря, и рыбы добыть не могли, лесу нет. И з голоду мы, бедные, врознь розбрелись. И вверх по Анандыре пошло двенатцать человек».

Но все-таки Дежнёв и его 11 товарищей выжили, поднялись вверх по течению Анадыря и развили ту бурную деятельность, ради которой Семен Иванович на эту реку и прибыл. С крошечным войском он сумел объясачить некоторых иноземцев, взять в аманаты князьца одного из юкагирских племен Чекчоя. Впрочем, лесов в округе было мало, соболь был скуден и ясак мягкой рухлядью отнюдь не оправдывал ожиданий. Реальный Анадырь ничем не напоминал сказочную Погычу. И всё же жизнь начала налаживаться: навыкшие питаться рыбой сыновья русской речной цивилизации теперь осваивались с особенностями тихоокеанских лососевых, умиравших в реке после нереста.

В апреле 1650 года в начавший устраиваться быт новой колонии внезапно вломился Михайла Стадухин, тот самый, что не решился последовать за Дежнёвым до Большого Каменного Носа. В известном смысле Стадухин не прогадал: вскоре по Колымскому острогу распространилось известие, что достичь вожделенной реки Анандыри можно, не совершая долгих морских походов – достаточно с Колымы перейти на её приток Анюй, а с Анюя перевалить на нартах через Камень, то есть горы, и Анадырь – вот он. Стань эта информация известна на год раньше – и морской поход Дежнёва, не исключено, вообще не состоялся бы, так как потерял бы смысл: из реки в реку оказалось проще ходить привычным для русских волоком.

Однако Дежнёв не успел узнать этой вести, рискнул и выиграл (по крайней мере, он лично и его 11 спутников, а остальные несколько десятков погибших в пути проиграли). Стадухин пришёл на Анадырь даже не вторым, а третьим, так как гнался за официально отряженным колымским приказчиком отрядом Семёна Моторы, пытаясь заставить его подчиниться. На Анадыре Мотора и Дежнёв сплотились против Стадухина и началось многомесячное противостояние, которое завершилось уходом беспокойного авантюриста дальше, к Охотскому морю, где он провёл много лет в поисках собственных промыслов.

А Дежнёва ждала новая удача: он открыл коргу, обширную отмель против устья Анадыря, где находилось большое моржовое лежбище. «Рыбий зуб», моржовая кость, был в тогдашней мировой торговле дороже золота, и Дежнёв мог предвкушать успех: он не только многократно оправдает взятые на себя обязательства перед казной и принесёт Государю огромные прибыли, но и гарантирует солидный прибыток себе лично. Несколько лет он посвящает почти исключительно разработке корги, набрав сотни пудов кости свежепромышленных и «заморных» моржей.

Впрочем, своё Эльдорадо ему приходится защищать от очередного «находника» – Юрия Сильвестрова, прибывшего с полномочием от знаменитого в равной мере инициативами по освоению Сибири и громкими коррупционными скандалами якутского воеводы Дмитрия Францбекова. Несколько лет продлилось противостояние Дежнёва и Сильвестрова, и снова чужак был выпровожен без прибыли. На Дежнёва работали его спокойствие, практичность, дипломатическое мастерство и несклонность к «выходкам», в сочетании с отвагой: как и в былые годы, «приказной», как простой казак, ходил в походы и лично валил из пищали врагов.

Лишь в 1659 году, успешно сдав свой пост знаменитому картографу Курбату Иванову, Дежнёв отправился через Колыму в покинутый два десятилетия назад Якутск. По всей видимости, уже не было в живых его жены, якутки Абакаяде Сичю (не так давно в Якутске поставили памятник Семёну, его жене и сыну Любиму, «первому сахаляру», хотя тут налицо ошибка: более вероятно, что Любим родился от второго брака, правда, тоже с якуткой). Да и сам Семён Иванович долго в столице Ленской земли не задержался – его отправили в Москву лично отвезти собранную им богатейшую казну рыбьего зуба.

На рубеже 1664-65 годов Дежнёв в Москве улаживает свои дела. Он получает соболями огромный процент с принесённых государю прибытков (289 пудов рыбьего зуба, что по московской цене в 60 р. за пуд составляло более 17 тыс. рублей) – 500 рублей соболями. Это сразу делает его богатым человеком. Однако он педантично хлопочет в Сибирском приказе о выплате ему двадцатилетней задолженности в денежном и хлебном жаловании: набежало больше 126 рублей. О выдаче такой суммы должна была распорядиться Боярская дума во главе с царем Алексеем Михайлович. И соответствующий думский приговор воспоследовал: выдать всю сумму, треть деньгами, две трети сукном.

Удача вдохновила Дежнёва на новую челобитную – теперь он попросил о повышении:

И это прошение героя было также удовлетворено – оклада сотника для него не нашлось, но он был поверстан в равноценный оклад атамана.

Дежнёв вернулся в Якутск, снова женился на якутке – Кантеминке Архиповой, родил сына, отправлялся на далёкие службы. В приказной избе Якутска сохранилось слёзное прошение жены, направленное в 1668 году о разрешении поехать к мужу к месту его службы на далёкую северную реку Оленёк, где он вновь мирил враждующие роды эвенков-тунгусов. В 1670-м заслуженного атамана снова отправили в Москву с казной. Пропутешествовав почти два года он явился в первопрестольную. О его высоком авторитете говорит тот факт, что хотя на пути воеводы несколько раз отмечали порчу части доставляемого товара, никто не подумал предъявлять уважаемому человеку обвинений и упреков: его слова об обстоятельствах непреодолимой силы на долгом и трудном пути не ставились под сомнение. Видимо, после прибытия в Москву немолодой, израненный воин заболел – он и скончался в столице в начале 1673 года.

Посмертная слава Дежнёва началась с призванного к участию во Второй Камчатской экспедиции и одного из первых историков Сибири Герхарда Фридриха Миллера. Миллера, с тяжелой руки невзлюбившего его Ломоносова, у нас представляют высокомерным немцем, «норманнистом». Но нет ничего более несправедливого, чем этот образ. Это был влюблённый в русскую историю архивист – он отыскивал, сохранял и публиковал источники по русской истории, какие только мог. Получив на сохранение «Историю» Татищева, на которой базируется большая часть наших антинорманнистских гипотез, Миллер её опубликовал. Он открыл и знаменитую сибирскую летопись Ремезова. Работая в якутских архивах, он нашёл отписки и челобитные Дежнева, откуда следовало, что русский мореход исследовал пролив между Азией и Америкой задолго до «немца» Беринга, и приложил все усилия к тому, чтобы этот русский приоритет стал широко известен. Такова была последняя удача Семёна Дежнёва – он размашистым шагом вошел во всемирную историю и географию. В 1898 году так отважно пройденный им «Большой Каменный Нос» указом императора Николая II получил имя первооткрывателя.

В современной историографии встречается утверждение, что в известном смысле Семён Дежнёв – историческая случайность. Мол, не один казак так другой рано или поздно прошёл бы тем же маршрутом. Это мнение категорически неверно: подвиг Дежнёва – хрестоматийный пример роли личности в истории. Да, поиск новых, необъясаченных земель и племён толкал русских служилых и промысловых людей всё дальше на Восток, и, едва прослышав о новой реке Анадыре, они начали искать туда путь. В этом смысле Дежнёв был лишь одним из многих.

Но именно он всей силой своей воли стремился на «новую реку» и упорно боролся с противодействовавшими конкурентами. Он не повернул перед «Большим Каменем», как Стадухин, не поверил, что конец его неведом, – он решился поплыть вдоль него и оказался достаточно упорен и осторожен, чтобы доплыть. Он проявил больше разумности, способностей к выживанию и силы воли, чем Федот Попов, и потому остался в живых, основал свою Анадырскую колонию и сумел донести рассказ о своих путешествиях до потомков. В конечном счёте, Дежнёву помогли расторопность и удача. Не будь благоприятной ледовой обстановки 1648-го – могло бы ничего не получиться. Не отправься он в свой путь именно в этом году – и необходимость в долгом морском ходе на Анадырь отпала бы, так как год спустя разведан был простой ход от Анюя и через горы. Поскольку ни у кого, включая Дежнёва, не было самоцели совершать географические открытия (искали лишь удобный путь к новой прибыльной реке), вся слава мореплавателя досталась бы тогда Витусу Берингу.

Но удачи и личные подвиги сошлись в одно время, в одном месте, в одном человеке – и Семён Дежнёв из локальной истории колонизационного освоения русскими своего Северо-Востока шагнул во всемирную историю Великих Географических Открытий, с тем чтобы остаться в ней навсегда.

Деятельности землепроходцев посвящен кинофильм «Семен Дежнев» (1983 год, режиссер Николай Гусаров). Режиссер соединил в фильме две свои главные творческие темы: казаков (позднее он снимет о них фильмы «Дикое поле» (1991 год) и «Казачья быль» (1999 год)) и Сибирь (фильмы «На берегу большой реки» (1980 год) и «Тайна золотой горы» (1985 год)).

Для съемок «Семена Дежнева» в деревне Каменка на берегу Чусовой были построены декорации крепости, которые позднее использовались для кинокартины «Золотая баба», а ранее в тех местах снимали советский сериал «Угрюм-река». Кроме того, для фильма работниками Соломбальской судостроительной верфи были специально изготовлены два коча – русских парусно-гребных судна поморов и сибирских промышленников.

Сюжет фильма начинается в 1623 году от Рождества Христова в городе Великом Устюге, где честной народ празднует Масленицу. Один добрый молодец – Семен Дежнев (будущий народный артист России Алексей Булдаков) тоскует по дочери купца Гусельникова (молодой Иван Краско), девушке-хромоножке Овдотьице (Ольга Сирина). Так она ему по сердцу пришлась, что он с Пинеги за ней в Устюг пришагал. Да не один, а с другом – Гераськой Анкудиновым (Виктор Григорюк) – малым разбойного склада, но другом (до поры до времени) верным.

По масленичьему ритуалу Вологодчины поставили на столб (как символ Мирового древа) сапоги красные. Кто их добудет, как Вакула царские черевички, тот желанным женихом будет. Семен достал красные сапожки, но купец ему условие поставил: поди-тка послужи три года в Сибири, а как «человеком станешь», так и приходи свататься. Определились Семен да Герасим в войско своего земляка Михайлы Стадухина, коему купец Гусельников наказал Дежнева со свету сжить. Сюжет классический: не пристало (по советским представлениям) простолюдину на купеческой дочери жениться.

Служат Семен да Герасим три года, а жалования все нету, уж возвращаться надо. Семен бунтует, за что его по приказу атамана порют, и периодически убить пытаются, а Герасим, тем временем, избушку себе недалеко от острога справил да поселил там девку Абакаяду (Маргарита Борисова), коею он из тунгусского плена спас и живет с ней не по-христиански. Еще повадился Анкудинов местное население обирать: приезжает меняться, а потом просто отбирает меха.

Подговорил он и Семена на лихое дело, ведь три года служат, а добра не нажили. Все от атамана до последнего казака обирают якутов да тунгусов, но Дежнев не таков. Его дорожки с Герасимом расходятся: при падении с коня он травмируется и лишь шаманский дар (и «серебряная вода») Абакаяды, да потусторонняя помощь Овдотьицы возвращают его с того свету.

1642-й год от Рождества Христова встречает Семен с Абакаядой и сыном Любимом за Леной-рекой, там он живет среди якутов и имеет уважение. Семен Иван наладил там порядок: местные несут ему меха и без обмана меняют их на холст, ситец, соль. Вскоре в острог прибывает с наказом от воеводы Михаил Стадухин. Они с Дежневым пьют «за Россию, за Россиюшку» и обсуждают дальнейшие походы на Колыму, чтобы голландцы и шведы их не опередили.

Стадухин принес Дежневу дурную весть о том, что Овдотьица, прождав три года, была просватана, но выбрала суицид. Жена, прослышав о русской возлюбленной, устроила Семену сцену ревности, но тот успокоил ее якутскими словами любви.

Перед дальним походом Дежнев и Стадухин отправляются в геологическую разведку (рудознатцы показали им, где можно добывать серебро), но попадают в буран. Михайло шибко заболевает и признается Семену, что купец Гусельников его «заказал».

Судьбоносный 1648-й год Стадухин и Дежнев встречают в Колымском остроге, куда прибывает новоиспеченный атаман Анкудинов с бумагой от воеводы, повелевающей ему идти «для розыску пролива». Герасима сопровождает ватага таких же, как он, разбойников, которым казнь заменена на возможность разведать пролив: «впереди кафтан, а позади – капкан». Ведь как в Сибири заведено: «сегодня ты государев человек, а завтра – государев преступник» и наоборот.

Стадухин идет «супротив воеводского указа» и отправляет в поход «на прииск новых землиц и теплого проливу» Дежнева сотоварищи. Ватага Анкудинова бунтует и угоняет один коч. В итоге шесть суден Семена Дежнева и приказчика устюжских купцов Федота Попова отправились в дальний поход. Они повстречали там коч Анкудинова и много проблем в виде недовольного местного населения и плохих климатических условий. К концу похода осталось «13 людишек», которые в «челобитной Дежнева» перечисляются поименно. Там, на берегу пролива, отделяющего и по сей день американский континент от азиатского, казаки-землепроходцы воздвигли крест. В 1673 году атаман Семен Дежнев умирает в столице, а открытый им пролив позднее назовут Беринговым.

Несмотря на то, что фильм художественный, в нем использовались образы реальных землепроходцев Дежнева, Стадухина, Анкудинова, Попова. Конечно, известны трения между Дежневым и Анкудиновым за руководство экспедицией, а также разногласия между Дежневым и Стадухиным, но если Дежнев показан исключительно положительным (практически идеальным землепроходцем), то Стадухин (до болезни) и Анкудинов показаны алчными и бесчеловечными к местному населению (и своим «братьям-казакам») разбойниками.

Интересен в фильме образ жены Дежнева Абакаяды (Абакай да Сючю). Впервые его использовал «патриарх якутской драматургии» Дмитрий Кононович Сивцев (якут. Суорун Омоллоон; 1906 – 2005 гг.). Он был «проповедником» легенды о верности Абакаяды, которая родила Дежневу сына Любима и ждала его двадцать лет из похода.

В 1983 году (в год выхода фильма «Семен Дежнев») в Якутском музыкальном театре был поставлен балет «Абакаяда» (музыка Николая Пейко), либретто к которому написал Сивцев. Согласно либретто, в атмосфере вражды между якутскими тойонами и русскими казаками на сцене развивается любовь «русского Ромео» Семёна и «якутской Джульетты» Абакаяды.

Семен Дежнев как истинный землепроходец стал символом уважительного отношения к местному населению. Русские его иногда звали квашней за то, что примирял «добром да лаской», а не страхом и насилием, а якуты с уважением звали его Семен Иван за порядок, который он принес, за то, что справедливо мирил якутские и тунгусские роды.

Миротворческая и землепроходческая деятельность Дежнева, как и его романтические отношения с якутскими женами, могли бы стать достойными темами для будущего фильма Сахавуда.