Он не изведал прижизненной славы – и потому о его жизни, о его характере мало что известно. К счастью, сохранились походные дневники путешественника – и по ним можно судить не только о его достижениях первопроходца, но и о его, без преувеличения, стальных нервах.

Мы не знаем точной даты рождения великого моряка. Это неудивительно. Люди того времени не придавали большого значения таким датам и своих «дней рождения» не отмечали. Ориентировочно принято называть 1700 год. Место рождения Челюскина тоже известно лишь приблизительно – это либо село Борищево Калужской губернии, либо в Белёвском уезде, под Тулой. И там, и там, в родовых имениях, он, скорее всего, жил в детские годы. И в Туле, и в Калуге путешественника почитают, считают своим уроженцем, великим земляком – и вполне заслуженно.

«Род Челюскиных (во многих документах XVII в. эта фамилия значилась как Челюсткины) имеет старинное происхождение. Предки Семена Челюскина служили воеводами, были объезжими и «письменными головами», стольниками и стряпчими», - пишет биограф штурмана В.В. Богданов.

Дед и отец путешественника занимали заметное положение среди московских стрельцов. Первый дослужился до чина стрелецкого головы – то бишь, полковника. Второй был стольником. При Петре I Иван Челюскин, как и многие видные стрельцы, попал в опалу – слава богу, избежал казни и далёкой ссылки. И осенью 1714 года юный Семён Иванович был зачислен в Школу математических и навигацких наук, которая располагалась в Сухаревской башне. Сын опального дворянина жил бедно. Завершить учёбу он сумел, только получая помощь от государства. И всё-таки отметим: род Челюскиных от Петра пострадал, но самый знаменитый в будущем его представитель связал свою семью именно с петровскими начинаниями. С флотом, с освоением русского Севера.

Он поступил на службу на Балтийский флот. Служил самоотверженно, проявил себя как справный моряк. Неудивительно, что ему – способному, испытанному моряку – доверили важную миссию в Великой Северной экспедиции. Сыграла роль и физическая сила, выносливость, которой отличался молодой морской офицер.

Челюскина назначили штурманом в отряд Василия Прончищева, которому было поручено исследовать северные берега от Лены до Енисея. Сорок пять смельчаков отправились на корабле «Якутск» на Север, в неизведанные края. Их ожидала череда открытий. Челюскин каждый день прилежно вёл дневниковые записи этой экспедиции, отвечал и за описание береговой линии. На льдах они увидели много медведей, которые, как записал Челюскин, «якобы какая скотина ходит».

Вместе с ними была и жена Прончищева – первая европейская женщина, трудившаяся в Арктике. Её жизнь унесла цинга. Неизлечимо заболел сам Прончищев. Отряд остался без командира. Его похоронили в мерзлоте, в устье реки Оленёк. Челюскин подробно рассказал о случившемся в своем рапорте Берингу. Смерть Прончищева и его жены не остановила героев. Челюскин подхватил упавшее знамя и возглавил экспедицию.

Местные власти обязаны были во всём помогать путешественникам. Ведь они – святое дело! – выполняли государев наказ. Но местная бюрократия действовала нерасторопно, а порой и корыстно. Снабжали отряд Челюскина скверно, бойкотировали его приказы. Так случилось в Селтяхском зимовье на Лене. Там местный начальник, сборщик податей, не выдал Челюскину подвод и даже запретил местным жителям помогать экспедиции. Челюскин был вынужден через посыльных жаловаться Берингу.

Ночевал он только через три дня, проехав сто километров. Остановился в Токуревом зимовье. Там он дал отдых собакам и получил оленей, на которых и продолжил свой путь.

То на собаках, то на оленях они преодолевали по тридцать километров в день. Путешествие от Туруханска до Хатанги продолжалось больше восьмидесяти суток. Там путешественники наконец-то запаслись провизией и кормом для собак.

Оттуда Челюскин двинулся к мысу Св. Фаддея. Но и на этом не успокоился. Откуда только брались силы? Выполняя описи, Челюскин и его соратники прошли по Таймыру более семи тысяч километров. Записи Челюскина становились всё более суровыми: «Стало ехать невозможно за великою метелью и стужей», «Погода мрачная, снег, метель, туман, ничего не видно». Ко всему привыкшие северные собаки не выдерживали пути. А люди шли вперёд.

1 мая 1742 года отряд дошёл до мыса Св. Фаддея, откуда продолжил путь к северу. Ко всему привыкшие северные собаки не выдерживали пути. Однажды Челюскину удалось пополнить запасы, пристрелив белого медведя. Это было 6 (20) мая 1742 года при «погоде чистой и сиянии солнечном», Челюскин вычислил географическую широту точки остановки – 77°27’ с.ш. Тот день запомнился как один из самых счастливых. Он не ныл. Жалел только собак и оленей.

«И тут стал для отдыху собак, понеже собаки стали худы и безнадёжны», - писал Челюскин. Этот железный человек никогда не жаловался только на собственное нездоровье… Невероятная выносливость, беспримерное чувство долга, не дававшее путешественнику права на отступление.

9 мая челюскинцы достигли мыса, от которого берег резко поворачивал на юг. Это был самый северный участок Таймырского полуострова. Вот когда можно было крикнуть: «Эврика!». Там командир установил бревенчатый столб – маяк. К брёвнам путешественники относились с особым чувством: в снежной пустыне им не хватало леса, и каждое бревнышко считалось важной и желанной находкой. В дневнике Челюскин так описал этот исторический день:

На мысе они пробыли чуть больше часа – и направились по берегу полуострова к устью реки Таймыры.

Остро не хватало продовольствия и дров. Иссякали силы. Но назад пути не было.

Харитон Лаптев, находившийся на берегах Дудинки, с тревогой ожидал Челюскина… И, будучи человеком предусмотрительным, выслал ему навстречу нескольких казаков и якутов с продовольствием. Трое суток челюскинцы шли, преодолевая сильную пургу, почти без отдыха. Тут-то и пригодился принцип Челюскина: «Начатое свершиться должно». Снисхождения к себе он не знал.

Наконец, герои встретились с посланцами Лаптева. Стало легче. На устье реки Таймыры в зимовье местного охотника Никифора Фомина, удалось снова пополнить припасы и отогреться. 25 мая 1742 года Челюскин записал в журнал:

Путь, полный открытий, завершился. Но идти ещё предстояло долго – правда, в относительно комфортных условиях. С Лаптевым Челюскин соединился только в конце июля, в Туруханске. Свою задачу штурман выполнил – опись береговой черты Таймыра была готова. Михаил Васильевич Ломоносов составил географическую карту, на которой был указан мыс, описанный Челюскиным, а на северо-востоке континента пунктирной линией великий учёный обозначил уходящий к полюсу неисследованный «Чукотский нос».

Прошли десятилетия. Смерть прибрала всех соратников Челюскина, всех, кто лично знал мореплавателя. Громкой славы у него не было. А в начале XIX века потомки относились к наследию Челюскина скептически. Только спустя век стало ясно, что Челюскин совершил одно из основополагающих географических открытий.

Слишком фантастическим казался подвиг полярника, не имевшего должной оснастки. Поэтому сведениям Челюскина (да и Лаптевых) не доверяли. Даже такой выдающийся полярник и моряк как Фердинанд Петрович Врангель, отдавая должное мужеству Челюскина, не верил в его глубокое проникновение на Север Таймыра. Считал, что такой поход выше человеческих сил.

Подвиг мореплавателей и землепроходцев XVIII века сполна сумел оценить только замечательный летописец русского флота Александр Петрович Соколов (1816—1858). Этот историк сам заслуживает исторического исследования! Он писал о Лаптевых и Челюскине:

Соколов первым вернул доброе имя Семёну Ивановичу Челюскину. Великий мореплаватель, наконец, получил широкую известность.

Немало сделал для восстановления справедливости выдающийся русский учёный, академик Александр Фёдорович Миддендорф (1815 – 1894). Ботаник, географ, путешественник высокой пробы. Он путешествовал в тех краях – и со всей научной скрупулёзностью определил масштаб открытий Челюскина:

«Венец русских моряков» - сказано на века. И Челюскин, безусловно, заслуживал такого эффектного определения. Особенно – после десятилетий несправедливого забвения.

Именно Миддендорф предложил назвать северную оконечность Евразии мысом Челюскин – в честь первопроходца, открывшего для географии этот суровый край. Правда, по-русски гармоничнее звучало бы «мыс Челюскина», но и в науке, и в обиходе утвердилось имя путешественника в именительном падеже.

Карты, составленные Челюскиным, оказались на удивление точными, прошли проверку временем. Это признавали самые придирчивые эксперты. Выдающийся исследователь Арктики Адольф Эрик Норденшёльд (1832 – 1901), побывав в челюскинском крае, писал не без удивления: «Челюскин действительно посетил этот мыс. Верное очертание мыса его имени на картах даёт основание к этому утверждению». Норденшёльд обогнул мыс Челюскина в 1879 году.

Полярники ХХ века, овладевшие современной техникой и познавшие Север досконально, ещё полнее оценили подвиг Челюскина и его соратников. 15 августа 1980 года на высоком берегу Хатанги, близ места зимней стоянки дубель-шлюпки «Якутск» и остатков домов её экипажа, в торжественной обстановке был открыт памятник Харитону Лаптеву, Семёну Челюскину и их товарищам. На памятнике написано:

В городах и посёлках России и бывших советских республик десятки улиц названы именем Семёна Челюскина. Его наследие изучают географы и историки.

В наше время на мысе Челюскина работает полярная станция. Без него невозможно представить освоение Северного морского пути.

Ещё чаще мы вспоминаем «челюскинскую эпопею», связанную с ледокольным кораблём, названным именем великого моряка. Память жива! Несмотря на то, что не сохранилось ни достоверных портретов героя, ни сведений о его потомстве, человек, которого по праву называют «венцом русских моряков», никогда не будет забыт. Особенно если он совершил одно из важнейших географических открытий XVIII века и наметил пути многим поколениям будущих полярников.