Иван Федорович Крузенштерн – человек, ставший в России символом морской чести. Подобно Суворову в армии, он не только совершал великие дела, но и стал образцом для многих поколений русских моряков и исследователей Арктики. Он вошел в историю как начальник первой русской кругосветной экспедиции, которая сыграла важную роль и в истории Аляски, а также русских владений в Калифорнии. А ещё он – основатель уникальной династии в истории северных плаваний. И сын, и внук Ивана Фёдоровича прочно вошли в историю Арктики.

Иван Крузенштерн родился 19 ноября 1770 года на западной окраине Российской империи, в Эстонии, в родовом поместье Хагудис. Из всех ветвей своего знаменитого семейства только Крузенштерн и его потомки отказались от немецкой приставки «фон» – и стали просто Крузенштернами. А род у него был по-настоящему знаменитый! И, кстати, связанный с русской историей.

Всем знатокам нашей истории известна книга дипломата Адама Олеария «Описание путешествия Голштинского посольства в Московию и Персию». Но написана эта книга по материалам посольства, которое во времена царя Алексея Михайловича возглавлял Филипп Крузиус фон Крузенштерн, прадед Ивана Фёдоровича. Он дважды бывал в России с дипломатическими миссиями. Олеарий состоял в его команде и вовсю пользовался записями фон Крузенштерна.

Дед мореплавателя воевал в армии Карла XII, против русских войск Петра Великого. И попал в плен в первом крупном сражении, которое русские выиграли у шведов в Северной войне – при Эрестфере. Его, как и многих «шведов», отправили в ссылку в Тобольск, а потом позволили вернуться в родовое имение, территория которого как раз вошла в состав Российской империи.

Думаю, мы не будем далеки от истины, сделав предположение, что будущий адмирал Иван Крузенштерн с детства связывал своё будущее со службой России. Он прекрасно понимал, что Россия пришла на Балтику всерьёз и надолго. Ограничивать жизнь и службу эстляндским имением Крузенштерн не собирался. Поэтому – сначала интуитивно, а потом и вполне сознательно – он обрусевал. При этом, судя по многочисленным воспоминаниям, Крузенштерн не был слишком честолюбив. Многие отличали его терпеливый, скромный нрав. А умение смирять свою гордость понадобится ему в кругосветном путешествии, которое, собственно говоря, и прославит Крузенштерна.

В семье его звали Адам Йохан. Но он старательно изучал русский язык – и в Морском кадетском корпусе в Кронштадте не был белой вороной. Его лучшим другом стал Юрий Фёдорович Лисянский. Для себя русский немец избрал новое имя – Иван Фёдорович, чтобы подчеркнуть своё братство с Лисянским. С тех пор он не допускал, чтобы его называли на немецкий лад. Так и остался в истории Иваном Фёдоровичем.

Совсем молодым он отличился в сражениях Русско-шведской войны 1788–1790 годов. Несгибаемый был офицер! Он был северным человеком – по духу, по темпераменту. И, конечно, ещё в Корпусе его больше всего интересовали планы северных экспедиций. Ещё до наполеоновских войн среди русских морских офицеров-балтийцев созревала идея серии экспедиций на Новую Землю, до тех пор практически неизученную. Крузенштерн связывал своё будущее именно с такими экспедициями. Он мыслил смело, масштабно. Так, как будто не сомневался, что любое дельное предложение получит поддержку государства. Хотя на самом деле Иван Фёдорович в то время совершенно не имел связей при дворе, да и в Адмиралтействе его не считали серьёзной силой.

Он составил план северного морского маршрута на русскую Аляску. Молодой морской офицер Крузенштерн был убеждён, что доставлять товары на этот дальний полуостров легче через северные порты – и, изучив результаты Великой Северной экспедиции, готов был первым проложить этот путь.

Увы, этот план так и остался нереализованным. Зато Иван Фёдорович вошёл в историю как начальник первой русской кругосветной экспедиции. Она сыграла важную роль и в истории Аляски, а также русских владений в Калифорнии.

В Англии заказали два трёхмачтовых шлюпа. Первоначально они назывались «Леандр» и «Темза», но в России их переименовали в «Надежду» и «Неву». Надежда – таков был рыцарский девиз рода Крузенштернов! Конечно, он занял место на капитанском мостике именно этого корабля. А «Неву» возглавил его лучший друг – Лисянский. Но вторым руководителем экспедиции формально оказался Николай Резанов – известный многим в наше время по рок-опере Алексея Рыбникова и Андрея Вознесенского «Юнона и Авось». Камергер, назначенный послом России в Японии, он отвечал в путешествии и за все вопросы, связанные с русскими владениями в Америке, в том числе – за экспедицию на Аляску. Резанов держался несколько высокомерно. Но моряки отказывались ему подчиняться, признавая только власть Крузенштерна. Начались конфликты, доносы в Петербург… Дело едва не дошло до дуэли. В конце концов, Резанов и Крузенштерн публично примирились – это случилось на Камчатке. Туда из столицы прибыли награды для обоих. Крузенштерн получил орден Св. Анны II степени, Резанов – золотую табакерку с алмазами. И – приказ отделиться от кругосветной экспедиции и посетить с инспекцией русские владения в Америке. Вскоре он прибыл на Аляску. Провёл свою северную экспедицию, проинспектировав русские владения. А уж потом, из Аляски, на судах «Юнона» и «Авось», окончательно отделившись от кругосветной экспедиции, отправился в Калифорнию.

А Крузенштерн довёл до конца свою «кругосветку». Ровно три года продолжалось плавание, завершившееся 19 августа 1806 года. Так Россия окончательно стала великой морской державой – ведь к кругосветным путешествиям в мире в то время относились, примерно как к космическим полётам в 1960-е. За первое в истории России кругосветное плавание Крузенштерн получил сразу несколько наград: чин капитана 2-го ранга, орден Св. Владимира 3-й степени и солидный пожизненный пенсион – 3000 рублей в год.

После плавания несколько лет мореплаватель работал над атласом с гидрографическими записками – за это издание он получил престижнейшую Демидовскую премию, учредители которой отметили его «выдающийся вклад в развитие географии».

Он стал знаменит. При дворе Крузенштерна любили. Рослый атлет, о богатырской силе которого ходили легенды, бывалый моряк, да к тому же и интеллектуал, настоящий учёный. Географические науки тогда в России развивались быстро – и требовали новаторских идей, на которые был щедр адмирал. Основной задачей исследователей было изучение Севера и неизведанных глубин Сибири. А Северный Ледовитый океан стал епархией русских географов, хотя наши моряки там ещё не доминировали. На это дело он готовил сына. Ему предстояло реализовать давнюю идею отца о торговых путях на Аляску по северным морям.

Мечту великого Крузенштерна о Северном морском проходе воплотят сын и внук – два Павла.

Любимый сын, которого Иван Фёдорович воспитал моряком и патриотом империи, которой сам служил не за страх, а за совесть.

В 1847 году капитан 1-го ранга Павел Крузенштерн представил правительству проект плавания к Северному полюсу и просил доверить ему для этой цели командование судном, но получил отказ. В эту затею не поверили. Тогда он решил снарядить экспедицию на собственные деньги.

На деньги, полученные по наследству после смерти отца, Павел Иванович построил 150-тонное судно, которое назвал в честь покорителя Сибири – «Ермак». Шхуну спустили на воду в Белом море у деревни Сорока (современный Беломорск). Шхуна предназначалась для гидрографических исследований Белого, Баренцева и Карского морей. Тайно Павел Иванович надеялся, что на ней он покорит Полюс.

Суровая стихия Северного Ледовитого океана помешала ему продвинуться к Полюсу. Не пришло ещё время для столь дерзкого предприятия. Но Крузенштерн совершил немало попыток – и плодотворно изучал побережье Северного океана. Ему удалось осмотреть берега Белого и Баренцева морей, устья рек Мезени и Индиги, провести детальную съёмку и промеры глубин рукавов и фарватера Печоры. За эти свершения правительство наградило его оригинальным образом: Павел Иванович Крузенштерн получил привилегию на бесплатную вырубку и реализацию лиственничного леса на берегах Печоры в течение двенадцати лет.

Именно ему первому удалось описать устья Печоры и Индиги. Он совершил девять экспедиций в Печорском краю, возглавлял экспедицию горных инженеров в район Коми, значительно пополнившую наши знания о русском Севере. Они прошли по Тиманской тундре, исследовали верховья рек Ижма, Чер-Ижемская и Чер-Вычегодская, Вычегда. Свои наблюдения исследователь фиксировал в дневнике экспедиции. Павел Крузенштерн стал соавтором книги «Научные наблюдения при поездке в Печорский край в 1843 г.». За эту книгу им присудили Демидовскую премию. Впервые в истории этой награды её получил сын прежнего лауреата! В справедливости этого решения никто не сомневался: научный подвиг Павла Крузенштерна и его соратников по Печорским экспедициям ни у кого не вызывал сомнений.

Он мечтал о более детальном изучении Севера, даже пытался создать фонд, который бы поддерживал системные экспедиции. Вкладывал собственные средства – как меценат, втягивал в это благородное дело купцов, искавших новые торговые пути через северные моря и реки.

Своё отношение к Арктике он передал сыну Павлу, внуку великого начальника первой русской кругосветки. Иван Фёдорович успел понянчить внука: когда родился Павел-младший, адмирал (к тому времени он получил этот высокий чин) ещё был полон сил. Ещё мальчишкой, вместе с отцом, Павел-младший ходил по Белому морю на шхуне «Ермак». Обжился не Севере и всерьёз вознамерился в будущем разгадать хотя бы некоторые его тайны. Характер у него был твёрдый, дерзкий и крайне целеустремленный. Это неудивительно. Ведь Павел Павлович был потомком двух великих русских кругосветных мореплавателей. По отцовской — Крузенштерна, по материнской — Отто Евстафьевича Коцебу, на сестре которого был женат его отец. А одним из его учителей в морском деле был великий исследователь Новой Земли Фёдор Литке.

Отец и сын Крузенштерны в 1850 году совершили переход на оленях от Индиги до Архангельска. В тундре молодой Павел Павлович Крузенштерн научился арканить оленей, запрягать упряжку и управлять ею. Эти навыки пригодятся ему в будущих арктических путешествиях.

Летом 1860 года на той же «фамильной» шхуне «Ермак» двадцатипятилетний Крузенштерн-младший обследовал Печорское море и направился в пролив Карские Ворота, чтобы пройти в Карское море. У южных берегов Новой Земли ему встретились первые льды. Но пролив оказался свободен, и «Ермак» благополучно достиг мыса Меншикова на юго-востоке Новой Земли. Подробное исследование Карского моря было самым дерзким его мечтанием.

Он писал отцу:

«Перед нами открылось Карское море, чистое на этот раз ото льда. Позднее осеннее время, многие недостатки в снабжении шхуны для зимовки не позволили мне идти дальше, а главная причина моего возвращения была та, что не имел от Вас разрешения на столь рискованное плавание».

Несколько дней он исследовал пролив Карские ворота, после чего попал в шторм и с трудом – но без потерь – вернулся в устье Печоры.

Через два года, по инициативе отца, он возглавил экспедицию к устью Енисея. Всё на том же «Ермаке» они вышли в Северный Ледовитый океан и на просторы Карского моря, в которых после Петра Пахтусова никто не бывал уже 30 лет! 14 августа в 3 часа дня экспедиция достигла Югорского Шара. В районе Вайгача ледяная глыба подхватила и понесла шхуну. «Ермак» начал дрейф. В любой момент шхуна могла быть раздавлена – все участники экспедиции, не теряя присутствия духа, понимали, что находятся на волосок от гибели. «Смерть смотрела нам в глаза со всех сторон», - вспоминал мореплаватель.

В панику Крузенштерн не впадал: он готовился и к зимовке на дрейфующем льду. Но в итоге морякам пришлось оставить шхуну. На маленьком боте, а затем – пешком и на дрейфующих льдинах они во главе с командиром направились к полуострову Ямал. Их было 25 человек.

«Берег не дался нам без упорного боя, и я не знаю – попали бы мы вообще на него без матроса Попова? Он шёл передовым последнее время, и я любовался его неустрашимостью и находчивостью в преодолении всякого рода препятствий; все остальные довольно равнодушно смотрели на берег, как и на лёд, у каждого из них было одно желание – лечь и отдохнуть».

Он прошёл через труднейшие испытания на Севере. А роковым стало для Павла Павловича путешествие по южной реке Сырдарье, в Туркестане. Там потерпел крушение пароход «Самарканд». Вместе с матросами Крузенштерн принялся спасать судно – по горло в воде. Он спас судно и раненых моряков, а свои лёгкие погубил. Успел вернуться в родовое имение – и скончался в возрасте тридцати семи лет, не совершив и пятой части подвигов, о которых мечтал.

А его экспедиция на «Ермаке» и переход во льдах вошли в историю арктических исследований. Отец Павла Павловича – вице-адмирал Павел Крузенштерн-старший – пережил сына. Посмертно он издал его записки, посвящённые экспедиции на «Ермаке» и путешествиям к северным устьям великих сибирских рек. Эти записки были весьма популярны среди немецких, скандинавских моряков. Павел Павлович посмертно был признан настоящим героем Арктики.

Прошло полтора века, многое с тех пор изменилось разительно, но память о Крузенштернах жива не только в учебниках и научной литературе. Не только в традициях выпускников Санкт-Петербургского Морского корпуса имени Петра Великого, которые каждый год наряжают памятник Ивану Фёдоровичу Крузенштерну в тельняшку. Ведь именно он указал им путь в дальние моря…

В честь Ивана Фёдоровича в общей сложности названы 17 биологических, географических и астрономических объектов, в том числе: мысы на Аляске, в Канаде и на Курильской гряде (Парамушир), пролив Крузенштерна, остров Крузенштерна в Беринговом проливе, риф Крузенштерна, лунный кратер, бабочка и тропическое растение. Его имя также носит гора, расположенная на Северном острове Новоземельского архипелага, высочайшая точка российской островной Арктики (высота – 1547 метров). Во второй половине XX века имени Крузенштерна удостоились трофейный парусный барк, на котором были совершены несколько кругосветных и трансатлантических экспедиций, ледокол, а также океанографическое исследовательское судно проекта 852 «Иван Крузенштерн».

Имя его сына Павла Ивановича носит бухта в Беринговом море, а имя внука Павла Павловича – остров в Карском море. Уникальный случай: три поколения Крузенштернов увековечены на географических картах Арктики. Будет ли когда-нибудь побит этот рекорд династии мореплавателей? Но суть, конечно, не в рекордах. На таких династиях держался и держится русский флот, в том числе полярный.