12 июля «Благонамеренный» поменял стоянку, бросив якорь в соседней бухте. Тотчас же на судне высадились очередные гости. Между чукчами оказался старейшина по имени Петегагиу, который, поднявшись на палубу, перекрестился и подал бумагу, где сообщалось, что он крещён в островной крепости. Петегагиу много раз бывал на Колыме, откуда недавно вернулся. Узнав, что команда нуждается в оленине, он вызвался привести животных на другой день.
14 июля до Шишмарёва дошли противоречивые сведения: одни чукчи говорили, что оленей ведут, другие же уверяли, что их уже закололи. В итоге Шишмарёв послал на берег, чтобы убедиться, что оленей убили. Увы, посланные вернулись ни с чем: они только узнали, что старейшина, обещавший оленей, уехал в другое селение, и больше его не видели.
Шишмарёв находился в весьма раздражённом состоянии: казалось, чукчи всего-навсего желали, чтобы судно стояло на месте, «так как каждый их приезд на шлюп доставлял им по несколько европейских безделиц, которые в глазах их казались сокровищами».
На следующее утро на «Благонамеренный» прибыл старшина оленных чукчей по имени Лей-чай-гу. Это был сын старшины, который в своё время возил капитана Биллингса[3] на Колыму. Шею Лей-чай-гу украшали три медали, одна из которых – золотая – досталась ему от отца. Другая медаль была бронзовая, третья – оловянная.
Шишмарёв с удовлетворением отмечает, что, судя по поступкам последнего, он был знаком с европейскими обычаями, например, поздоровался с капитаном «совершенно по-русски», т.е. обнял и поцеловал. Шишмарёв не упустил возможности пожаловаться гостю, что его обманули, и экипаж судна, по-видимому, останется без оленины. На это старшина отвечал, что, разумеется, чукча обманул их, потому что ранее трёх дней оленей сюда не доставить. При этом сам он сожалел, что не знал о такой потребности, иначе привел бы оленей с собой.
Утром «Благонамеренный» снялся с якоря и перешёл в соседнюю Мечигменскую бухту. Тотчас появились три байдары, прибывшие из соседнего селения. Старшина по имени Тельмуургин поспешил уверить Шишмарёва, что олени должны быть очень скоро, так как вчера было послано за ними.
В полдень Шишмарёв съехал на берег. Он описывает стоящее не возвышенности селение, где насчитал до сорока
летних и зимних юрт. Летние – такие же, как в губе святого Лаврентия, а зимние – отличаются: они до половины углублены в землю. Другая половина покрыта дёрном и засыпана землей. Юрту держат не только деревянные перекладины, но и китовые рёбра. Пол устлан досками. Вход в юрту сверху, в небольшой люк.
Здесь тоже было много жертвенников. Жители показались Шишмарёву «с достатком». По крайне мере, их оружие выглядело на порядок роскошнее, чем у чукчей из губы св. Лаврентия. Себя они называют чаучу.
Шишмарёва и его спутников чаучу охотно приглашали в юрты, сажали на свои кожи – одним словом, обходились с россиянами по-дружески. Чтобы развлечь гостей, старшина показывал в юрте местную пляску.