Мемуары о Русской Америке представляют определённый интерес: во-первых, это бывший форпост Российской Империи, недолго продержавшийся в Новом Свете. Во-вторых, это -- очень самобытные места, протянувшиеся от Калифорнии до Алеутских островов.

Мемуары Блашке выгодно отличаются от других воспоминаний: прапорщик не только прожил на острове Уналашка несколько месяцев, но даже осуществил длительный вояж на «индейской» байдаре между Алеутскими островами. Описание местных байдар или байдарок, оставленное российским офицером, уникально: в других источниках, посвящённых коренным жителям Русской Америки, мы не встретим таких подробных описаний этих интереснейших лодок и тем более рассказа о путешествии на них[1]. А ведь современные этнографы называют байдарку «инженерным триумфом алеутов».

На Уналашку Блашке попал в 1838 году в связи с чрезвычайными обстоятельствами: правитель колонии контр-Адмирал Куприянов послал прапорщика для принятия необходимых мер против эпидемии коровьей оспы, разразившейся среди туземцев. Эпидемия пришла из Сибири с кораблями Русско-Американской кампании. К счастью, Блашке привёз из Европы партию вакцины с оспой, которая удачно привилась среди алеутов.

Когда Блашке высадился в главном селении Уналашки Иллюлюке, офицер даже не предполагал, с какими трудностями ему придётся столкнуться, основная из них – «отвращение» туземцев от непонятной для них операции по привитию вакцины. Тем более шаманы выдавали последнюю за средство, которым европейцы хотят истребить местных жителей. Вторая проблема заключалась в том, что, если бы привезённая вакцина оказалась неудачной, Блашке было бы затруднительно (если не невозможно) получить вторую партию новой, так как корабли Русско-Американской кампании навещают в свои колонии раз в году.

Блашке отмечает, что, в его бытность на Алеутских островах, местность, где он высадился, именовалась Уналашкинским отделом. Этот отдел простирался на запад от острова Унга до острова Умнак, то есть на 150 миль. Острова Уналашкинского отдела насчитывали около тысячи четырёхсот жителей. По свидетельству прапорщика, распределение населения шло в этих местах довольно неравномерно и зависело от возможности прокормиться: в иных пунктах обитают до двадцати алеутов, а на Умнаке, например, -- до двухсот человек.

Наш герой имел инструкцию, согласно которой мог сам объехать окрестные острова, а мог, снабдив «оспенной материей», отправить на это дело фельдшера, служившего в иллюлюкинском лазарете. Блашке решился на первое…

Привив оспу населению Иллюлюка, прапорщик стал готовиться к путешествию по Алеутским островам. Приготовления начались с того, что правитель Конторы[2] помог отобрать важному гостю три отличные байдары и рекомендовал шесть искусных гребцов-алеутов, знакомых с течениями и местами, где можно пристать. Одна байдара назначалась, собственно, для Блашке, вторая для его слуги, третья – для клади. Кладь состояла из маленькой палатки, котла для варки, сухарей, муки и большого количество табака, чая и сахара для подарков и обмена. Не были забыты и несколько бутылок рома.

Что касается амуниции, то одеваться надо было по «тамошнему обычаю»… Блашке раздобыл длинные непромокаемые сапоги, изготовленные из кожи сивучей. Платье заменила длинная рубашка с непромокаемым капюшоном. Последний делается из сивучих или медвежьих кишок. Чтобы брызги не докучали гребцу, на шее и запястьях ткань стягивается специальным шнуром -- совсем как на современных дождевиках.    

По своей конструкции байдарки алеутов делятся на двухлючные (два гребца) и трёхлючные (три гребца). Изнутри люки обтягиваются тюленьими или сивучьими шкурами. Блашке пишет, что путешественник или гость обычно сидит в среднем люке. Таким образом, менее опытный гребец располагается между гребцами-туземцами. Вёсла у байдарок двойные, снабжённые с обоих концов лопастями.

Автор «Записок» отмечает, что байдарки с Алеутских и Лисьевских островов – самые лёгкие на ходу, но они же и опаснее остальных. «Малейшее боковое движение, - пишет Блашке, - если гребцы к нему не приготовлены, опрокидывает их; повиснет голова вниз, и тогда нелегко выкарабкаться из узкого люка, в который без привычки и влезать трудно. На люк натягивается ещё [непромокаемая] обтяжка, также сшитая из кишок, которую седок подвязывает под своими мышцами так, что, если волна окатит его, то, кроме лица и рук, всё остальное тело остаётся совершено сухим». Блашке полагает, что вышедшее из употребления раскрашивание туземцами лица, служило, без сомнения, также предохранительным средством от морской воды, которая раздражает кожу. По признанию нашего героя, после похода на байдарке по Тихому океану, кожа с его лица сходила два раза…

 В своих воспоминаниях Блашке восхищается алеутскими гребцами:

Блашке отмечает, что самое трудное для гребца заключается в том, чтобы приставать к открытому берегу и отчаливать от него, так как бурун у здешних берегов довольно высок даже при спокойном состоянии моря. Чтобы пристать, необходимо «поймать» самую большую волну; на ней нужно, как на салазках, выскочить на берег. И всё это – в одно мгновение, прежде чем подоспеет следующий вал…

Отчаливание – ещё труднее… Блашке изумляется, как алеуты, покидая берег с уходящей волной, успевают в один миг влезть в люк, зашнуроваться и работать веслом, так как от малейшего промедления байдарка наполнится водой или опрокинется.

Если море спокойно, то гребцы с большим искусством охотятся на морских птиц. Если же последних не видно, то алеуты избирают своей целью свои же пущенные стрелы -- да так, что «любой европеец придёт в изумлении от их меткости».

Помимо меткости, алеуты – потрясающие навигаторы: наблюдая за окружающими явлениями, туземцы всегда держат курс прямо к цели – даже если берег скрыт густым туманом. Блашке в этом убеждался лично, держа перед собой компас… По его словам, жители Уналашки, сидя в байдарке, внимательно следят не только за направлением волн, но и за переменой их форм – следствием изменений направлений ветра. А вот на положение солнца и звёзд они обращают куда меньше внимания.

В вопросах навигации туземцам помогает знание отлива и прилива. Эти познания очень важны при гребле среди островов, когда совершенно спокойное море в условиях столкновения течений, поднимает сулой и начинает «кипеть». Короткие до этого волны вдруг начинают вздыматься так круто и высоко, что байдарка может опрокинуться или переломиться.

Блашке сообщает, что каждое утро старики-алеуты садятся на возвышенное место и наблюдают восхождение солнца. При этом они не упускают ни одного облачка, ни одной полоски на горизонте. По форме разметавшихся облаков, по их отливам от утренней зари, с большой вероятностью они делают свои метеорологические прогнозы на весь день.

При протяжённых переходах метеорологические показания очень важны, так как, при часто случающихся в Тихом океане бурях, несмотря на всё искусство туземной гребли, спасти в шторм байдарку может только чудо…

В первые дни пребывания на Уналашке, нашему герою наговорили много преувеличенного об алеутской лени. Именно поэтому он настаивал на скорейшем отплытии – море казалось Блашке спокойным, но позже он признавал, что подверг как себя, так и туземцев большой опасности…

Блашке замечает, что, на протяжении беспрерывных плаваний, байдарка делает в час семь вёрст (7,5 км), а на небольших расстояниях, когда гребцы не экономятся силы, -- до десяти и более! Наш герой также восхищается выносливостью алеутов: туземцы гребут безостановочно от 10 до 12 часов, прерывая работу веслами разве что на несколько минут, чтобы напиться. Блашке признаётся, что однажды в компании туземцев ему пришлось грести шестнадцать часов.

Офицер сообщает, что каждому туземному гребцу известны места, где можно раздобыть пресную воду и дрова. Бывает, что на больших переходах из-за крутизны берегов невозможно пристать к земле. К числу таких местностей принадлежит северный берег острова Унимака и весь остров Унга, где можно высадиться только у селений.

Блашке описывает случай, в котором его слуга чуть не погиб в байдарочном переходе. У него лопнул на байдарке лафтаг[3] у самого киля, и вода ворвалась в закрытую наглухо лодку. Слуга тотчас поднял ужасный крик… Спасательная операция в открытом океане прошла образцово: туземцы тотчас подошли к несчастному и европеец перелез на одну из байдарок, где уселся в довольно неловком положении между Блашке и передним гребцом. Его же байдарку тотчас перевернули и выкачали воду деревянным насосом, являющимся непременной принадлежностью алеутской байдарки. Прорезь же (где лопнула кожа) заткнули небольшим куском сырой рыбы, которую жители Уналашки всегда имеют для подобных случаев.

Спася, таким образом, лодку, алеуты посмеялись над трусливостью слуги и продолжили грести в самом весёлом расположении духа. И всё же, Блашке отмечает, что для того, чтобы избежать риска, было принято правило никогда не выезжать в море менее трех байдарок вместе, особенно там, где мало удобных высадок.

Байдарочное путешествие, о котором пойдёт речь, продолжалось с 19 июня по 25 августа 1838 года. Если Блашке и высаживался в селениях, то его более всего занимали больные оспой, которым он делал неизменную прививку. Однако иногда приходилось вылезать на берег в совершено диких местах, где команду задерживала непогода по 4-5 дней. Тогда, по признанию офицера, плавание делалось тягостным, и вдобавок чувствовалась недостача провизии… Алеуты же довольствовались лишь небольшим количеством муки, из которой варили специальную кашу, приправленную жиром, который они всегда возят с собой. Сверх того туземцы употребляли чай и табак. «Две этих вещи доставляют им высочайшее наслаждение, и для которых они охотно откажутся от всего другого, -- свидетельствует Блашке. -- В особенности же это относится к табаку».

Блашке с сожалением констатирует, что быт долгих и тяжёлых переходов отвлекал его от наблюдения за явлениями природы и пейзажами, простирающимися вокруг: «Неудобное положение и окоченевшие члены не дозволяют восхищаться долго прекрасным морем и контурами далёких островов».

По выходе на берег прапорщик тут же ставил свою маленькую палатку, внутри которой расстилал медвежью шкуру. Последняя, по его словам, «исправляла должность постели, дивана и проч.» Алеуты устраивали себе нечто вроде чума из шкур, служивших настилками внутри байдарок.

Вскоре после возвращение медицинской экспедиции на Уналашку, в Иллюлюк прибыл бриг «Байкал», который увёз нашего героя в Ново-Архангельск[4]. Прапорщик трогательно вспоминает, как прощался с добродушными алеутами.      

Помимо занимательного рассказа об опыте плавания на туземной байдарке, прапорщик составил краткую этнографическую справку об алеутах с Лисьевских островов. Он оставляет учёным решать вопрос, перешли ли они из Азии на острова и прогнозирует, что этот вопрос, по-видимому, навсегда останется нерешённым. Блашке несколько опрометчиво считает, что предки островитян – выходцы из Монголии. «Они сильны, хорошо сложены, - пишет он, - скорее высокого, нежели среднего роста и, нередко, быть может, вследствие смешения с Европейцами, весьма белы лицом, особенно женщины». Блашке отмечает, что лисьевские алеуты чрезвычайно добродушны, услужливы, честны, любознательны, а также искусны и терпеливы «во всяких механических работах». Из них многие умеют читать, а иные даже «порядочно пишут».

Автор «Записок» нередко видел старых алеутов, обучающих грамоте молодых; последние терпеливо сносили строгие и даже не слишком убедительные выговоры своих учителей. Все они крещены и, по свидетельству Блашке, с примерным усердием исполняют своих христианские обязанности не только «наружными обрядами», но и в самой жизни: алеут всегда делится с нуждающимися и готов отдать ему буквально все.

Каждое селение состоит под начальством главы, называемого тайоном, которого выбирают из самых опытных охотников. Он же, в свою очередь, подчиняется двум главным тайонам западного и восточного края. Таойны, как правило, служат посредниками между алеутами и правителем Российско-Американской Компании на Уналашке. Зная нужды соплеменников, они стараются, чтобы каждый получал за свой промысел самые необходимы товары, назначают время и место для промыслов, просчитывают снабжение съестными припасами на зиму и т.д.
Блашке добавляет, что в больших селениях есть т.н. байдарщики – преимущественно из русских[5]. Они, если так можно выразиться, управляют экономикой острова и имеют запас необходимых товаров, которые обменивают алеутам на меха по цене Русско-Американской компании – в счёт будущего промысла.

Что касается жилищ, офицер отмечает, что они, за исключением богатейших тайонов, одинаковы. В длину они достигают около 6 м, в высоту – немногим более 2,5 м. Дома строятся из леса, который, дрейфуя в океане, попадает на острова, частью с американского континента, а частью – из Азии: Блашке слышал, что нередко алеуты находили после штормов, пальмовое и камфарное дерево. Снаружи хижина покрывается дёрном, что придаёт всему селению оригинальный вид -- иногда прапорщик принимал туземные дома за холмы, поросшие высокой травой.

Каждая хижина разделена дощатой перегородкой на два отделения. Первое – служит для кухни и кладовой. Наверху устроено специальное отверстие – вроде дымохода. Туземная кухня не отличается чистотой. Второе помещение – жилая комната; последняя всегда содержится в сухости и чистоте: пол и стены алеутских «апартаментов» покрыты соломенными рогожами. Свет проходит только в отверстие на потолке, которое при плохой погоде затягивается рыбьим пузырём, натянутым на раму. Двери чрезвычайно узки, так что войти в жилище можно только на четвереньках.

Блашке свидетельствует, что в иные туземные дома входят через трубу или окно – «назовите как хотите!», иронизирует он и отмечает, что для европейца «подобное вхождение весьма неудобно». Описывает Блашке и более просторные дома, которые строят обеспеченные алеуты: их возводят «на русских лад». Главный же тайон живет и вовсе роскошно…

В каждом селении алеутов на Лисьих островах была баня, иногда даже несколько.

Одежда туземцев состоит из т.н. парки. Последняя представляет длинную, закрытую со всех сторон одежду из птичьих шкур, которую надевают через голову. Большая часть алеутов носит внизу холщовые рубашки. Они довольно тёплые и легко отмываются. Женщины носят на голове шёлковые платки, которые повязывают по русскому обычаю. Обуви алеуты не носят, кроме непромокаемых сапог; последние, как уже упоминалось, берут с собой в байдарочные походы.

Их пища состоит главным образом «в рыбе, китах, тюленях и сивучах». Блашке замечает, что летом на Уналашке и близлежащих островах ловят большое количество китов. Впрочем, это значительно превышает потребности местных жителей: у алеутов нет столько котлов, чтобы насушить, засолить и вытопить жир – и вообще – сберечь китовое мясо. К тому же на островах нет столько людей, чтобы организовать разделку этих гигантов.

Иногда на Унимаке и Унге встречаются олени, которые попадают на острова из Аляски (по льду). Что касается птиц, то их на Алеутских островах водится «без числа»; туземцы охотятся на них лишь при отсутствии другой пищи.

По весне алеуты собирают птичьи яйца «тысячами». Кур выводят, но только для яиц. Запасы на зиму делают преимущественно из лососины, которая периодически появляется в реках.

Хлеб здесь считается самым редким лакомством. Что касается листьев табака, то страсть к нему алеутов -- как мужчин, так и женщин – не знает границ: туземцы, по свидетельству Блашке, жуют лист табака целый день, а если его нет, то готовы отдать за него всё, что имеют…

К крепким напиткам алеуты довольно пристрастны -- и это несмотря на то, что корабли из России доставляют ром и водку на Уналашку лишь раз в году.

Несмотря на обилие средств к пропитанию, ещё недавно алеуты голодали каждую весну. Блашке полагает, что это – следствие двух причин: во-первых, нехозяйское распоряжение зимними запасами, что ведёт к порче продуктов. Во-вторых, «ход рыбы» близ некоторых селений совсем небольшой. Блашке также удивляет природная беспечность алеутов: вместо того, чтобы обеспечить лучшую сохранность зимних запасов, туземцы, которые скучают в этот период, собираются для пения и плясок. Иногда даже целое селение снимается с места и приходит гулять в соседнее. Именно в подобные праздники алеуты истребляют неимоверное количество жира и сушёной рыбы.

Впрочем, в бытность Блашке в Русской Америке, голода там не наблюдалось. Достичь этого удалось благодаря некоторым мерам: например, байдарщики стали хранить половину зимних запасов в особых амбарах, и при наступившем голоде провизию выдают «понедельно». К тому же более обеспеченные селения помогают беднейшим.

[1] Гаврил Давыдов, автор книги «Двукратное путешествие в Америку морских офицеров Хвостова и Давыдова» (1812), в одной из глав тоже с восхищением упоминает о конструкции алеутских байдарок, однако, он не описывает самого путешествия на ней.
[2] Начальник отдела назывался правителем Конторы. При образовании Российско-Американской кампании в 1708 году контор было четыре: Кадъякская, Курильская, Уратская (в Охотске) и, собственно, Уналашинская.
[3] Выделанная кожа сивуча, натянутая на деревянный каркас.
[4] Поселение в Русской Америке, основанное в 1799 году. После продажи в 1867 году российских владений в Америке переименован в Ситку.
[5] «Байдарщик – предводитель байдарок. Это название, оставшееся в Америке с тех давних времен, когда исключительно одним Русским поручалось начальство над партией байдарок для промыслов» (примечание Блашке).