Евгений Иванович Столица
Принял участие в северной экспедиции на первом в мире ледоколе «Ермак»
(1870-1929)
Материалы дневника участника плавания 1899 года
Ледовый поход первого российского ледокола «Ермак» к северу от Шпицбергена – яркая страница полярных исследований конца XIX века. Это героическое плавание, в основном, известно по книге адмирала Степана Макарова «Ермак во льдах» (1901).
«Ермак» на рейде Кронштадта. Фото 1899 г.
Куда менее известны записки другого участника похода – живописца Евгения Столицы. Макаров так описал своё знакомство с последним:
«Художник Евгений Иванович Столица, ученик профессора Куинджи, рекомендован был мне вице-президентом императорской Академии художеств графом Толстым. Он так пристрастился к полярной природе, что целые дни проводил в торосах, и мы часто впоследствии побаивались, чтобы какой-нибудь любопытный белый медведь не обеспокоил его своим неожиданным посещением в то время, когда он, увлекаясь, писал природу, среди которой они живут».
Художник Евгений Столица пишет этюд на борту ледокола «Ермак». Фото 1899 г.
Несколько слов о Е.И. Столице
Евгений Иванович был уроженцем Херсонской губернии. В 1888 году поступил в Петербургскую академию художеств, где сразу проявил себя как талантливый живописец. После окончания Академии остался в мастерской Куинджи - «для усовершенствования». После знаменитой экспедиции на «Ермаке» 1899 года Столица вернулся на родину, где усиленно работал над своими полярными этюдами. Его картина «Ледокол «Ермак» с успехом экспонировалась на выставке в Академии художеств, а затем была отправлена в Париж на Всемирную выставку (1900). Затем «Ермак» с триумфом «зашагал» по Европе: в 1901 году картина уже экспонируется в Берлинском Национальном музее, который её в итоге и приобрёл. Другие полотна на арктические темы – «В царстве белых медведей», «Звероловы о. Шпицберген», «Блуждающий медведь», «Полярное лето» - постоянно участвовали в различных выставках.

С 1892 года – вплоть до революции – Столица был постоянным участником выставок Академии Художеств. Со временем картины живописца украсили экспозиции ряда крупных советских галерей Горького, Куйбышева, Пензы, Казани, Днепропетровска, Николаева.

Во время Русско-японской войны (1904-1905) Столица находился в Порт-Артуре, где создал ряд батальных полотен. В 1908 году ему присвоили звание академика живописи. В советскую эпоху художник продолжил активно работать: За свою творческую жизнь Столица создал около 4000 тысяч картин. Скончался живописец в 1929 году.

И всё же полярная тематика не стала у художника основной, как, например, у Александра Борисова. Тем интереснее работы Столицы, выполненные им в его краткий «арктический» период: они редки, и найти их изображения трудно даже в альбомах по искусству.
Евгений Столица. Крейсер «Новик». 1904 г.
Дневник перехода на «Ермаке»
В начале своих «Записок» о походе в Арктику, Столица замечает, что «Ермак» был заказан царским правительством и построен в Англии под наблюдением адмирала Макарова. Поход на Север настолько впечатлил живописца, что он прозорливо замечает, что «недалеко то время, когда на судах подобного типа любителями сильных ощущений будут совершаться прогулки к Северному полюсу. Такие прогулки для человека со здоровыми нервами полны захватывающего интереса. Величие природы выступает здесь с особой силой. Никакие, даже самые яркие описания не в состоянии передать действительности этого царства вечных льдов, туманов, снежных бурь и белых медведей».

Далее Столица «прокладывает» для читателя маршрут своего будущего путешествия: он сообщает, что сначала предполагалась «проба» ледокола во льдах у северо-западных берегов Шпицбергена, откуда судно должно было идти к Мурманскому берегу и затем через Карское море подойти к устью Енисея. Там планировалось определить фарватер и некоторые геодезические пункты, на которых необходимо установить железные вехи. На обратном пути «Ермак», пополнив запасы угля в Екатерининской гавани, должен был направиться дальше на север.

Столица не упоминает, что, сойдя со стапелей Ньюкасла (Англия), судно совершило пробный переход до Кронштадта, где произвело настоящий фурор. Это хорошо видно по фотографиям 1899 года. Петербургская пресса даже опубликовала рисунок, где санный экипаж, пытается обогнать ледокол.
29 мая 1899 года «Ермак» вновь вышел из Ньюкасла и взял курс на север: ледокол намеревался достигнуть полюса.

С погодой экипажу повезло: переход через Северное море[1] в Атлантику совершался при благоприятных условиях: солнце, отсутствие туманов и циклонов. Однако кораблю пришлось за это расплачиваться: благодаря своим обводам, ледокол был основательно подвержен качке и даже от незначительной зыби кренился так, что у неподготовленных членов команды захватывало дух. Иногда казалось, что «Ермак» вот-вот опрокинется… Спасала судно остойчивость, которая зависела от ширины ледокола. И всё же Столица был разочарован:
«Вообще это судно, столь блестяще выполнявшее своё назначение во льду, в открытом море, напротив, обнаруживало слабые морские качества. Досадно было иногда смотреть на встречное парусное судно, которое как бы с задорным видом, слегка покачиваясь, проходило мимо «Ермака», кидавшегося без всякой видимой причины то влево, то вправо».
Впрочем, даже при такой непрерывной качке члены экспедиции работали не покладая рук: замеряли глубину, доставали со дна морских животных, раковины и растения, производили метеорологические наблюдения. Столица отмечает, что особенно интересной была процедура опускания на глубину (до четырёх вёрст) сети особого устройства – так называемой драги. Экземпляры животных, поднятые с такой глубины, скоро погибали, вследствие разницы в давлении воды у дна и в верхних слоях.
По мере того, как «Ермак» продвигался к северу, дни увеличивались, ночи становились светлее, туман всё чаще заволакивал горизонт. Столица замечает, что туманы – обычное явление в море. В северных же широтах они достигают наибольшей «густоты и непроницаемости». Команде часто приходилось наблюдать так называемую туманную радугу, которая на фоне ночной мглы кажется ослепительно белой и, отражаясь в море, представляет собой великолепное зрелище.
Иван Ковалёв
На пятые сутки ледокол миновал Лофотенские острова, а на следующий день судно вошло в норвежский фьорд, где в ожидании почты простояло несколько часов. Пользуясь остановкой, часть команды высадилась на берег, где ружейной пальбой всполошила всё пернатое царство.

Не взирая на ливень, вокруг российского судна сновали типично норвежские лодки, которые по своей конструкции и окраске напомнили ладьи викингов.
«Сами норвежцы давно утратили свой боевой дух, который проглядывает во всех скандинавских сагах, - свидетельствует художник, - и теперь это самый мирный трудолюбивый народ, хотя и сохранивший прежнюю отвагу и предприимчивость. Море служит чуть ли не единственным источником их благосостояния: их промысловые суда можно встретить в любой части Ледовитого океана. Нам они доставили большой запас свежей рыбы. Бедный класс питается исключительно ею, и норвежская прислуга при найме весьма часто ставит своим хозяевам непременное условие, чтобы её хотя бы раз в неделю не кормили рыбой».
Из соседнего Тромсё прибыл небольшой пароход, который доставил на «Ермак» почту; он же принёс сведения, что в тридцати милях показался лёд. Получив последние метеорологические сводки, ледокол поднял якорь и направился в океан. В качестве лоцмана на «Ермак» был взят норвежец, хозяин китобойного судна.

Дождь ливший трое суток, наконец, перестал, проглянуло солнце. Полуночный диск произвёл на команду сильное впечатление:
«В полночь люди поднимались на палубу и, почёсывая затылки, в недоумении смотрели на ярко светящееся солнце, затем будили своих товарищей, которые проделывали то же самое; ещё более недоумевали куры и петухи, которые вопросительно высовывались из клеток и о чём-то озабоченно совещались».
Тысячемильный переход от Норвегии до Шпицбергена был совершён при тихой погоде. На полпути команда высыпала на палубу и любовалась островом Медвежий, который в 1899 году ещё являлся предметом территориальных споров[2].
Остров Медвежий. Современное фото
По мере приближения к Шпицбергену ясная погода сменилась густым непроницаемым туманом. Ледоколу пришлось продвигаться буквально «на ощупь», беспрестанно оглашая пустынное пространство протяжными гудками. Впрочем, эта предосторожность, по мнению части команды, больше была для очистки совести: никаких судов в этом районе не было.

Столица с удовлетворением отмечает, что, благодаря Гольфстриму, море у западных берегов Шпицбергена в летнее время свободно ото льда до 80 градусов северной широты, тогда как в других местах плавучие глыбы встречаются на несколько сотен километров южнее. Именно этим обстоятельством пользовались многие полярные экспедиции, обыкновенно избиравшие путь вдоль западного побережья Шпицбергена.

По мере продвижения на север, температура воды начала понижаться: всё это указывало на близкое присутствие льда. Последний в самом деле показался очень скоро: следующим утром, когда туман испарился, на горизонте обозначилась ослепительная полоса льда. По крайней мере, так показалось нашему герою. Впрочем, один из бывалых матросов пояснил, что это не сам лёд, а т.н. «ледяной блеск», который появляется от отражения льда в нижних слоях воздуха. Для опытного шкипера такой блеск – лучший сигнал к тому, что пора быть начеку…
 «Ермак» за торосом. Фото 1899 г.
Лишь через несколько часов хода «Ермак» подошёл к границе арктических льдов. Прибой волн у этой ледяной границы показался художнику грандиозным:
«Кажется, что борются две стихии, каждая -- отстаивая свои пределы. Волна за волной яростно набегают на громадные льдины, которые, слегка колыхаясь, стойко выдерживают их удары; вода пенится, бурлит, льдины сталкиваются, нагромождаются одна на другую, ветер далеко разносит брызги воды и пены, - словом, хаос полнейший, но стоит лишь подвинуться дальше в лёд, и картина сразу меняется: полная тишина, неподвижность и мёртвый покой, нарушаемый лишь шумом ветра».
Живописец с изумлением отмечает, что полярный лёд совершенно не похож на лёд, который он привык видеть бесцветным и прозрачным, как стекло. На самом деле он матово-голубого цвета, малопрозрачен и в изломе напоминает куски расколотой сахарной головы. Столица объясняет это тем обстоятельством, что, когда льдина даёт трещину, - вода тут же заполняет её, и лёд из нежно-голубого цвета переходит в яркий изумрудный. Сами же нагроможденья глыб льда издают какое-то необъяснимое лучистое сияние.

Наш герой пишет, что лёд предохраняет от таяния плотный слой снега. Тут он не может удержаться от критики Нансена, который утверждал, что полярный лёд за лето «стаивает» примерно, на метр. Другие наблюдения, по сведениям, Столицы, свидетельствуют, что тает лишь лёд, уносимый течением к югу. Лёд же, который остаётся в северных широтах, лишь слегка размягчается, а с наступлением зимы отдельные льдины вновь сходятся в сплошное ледяное пространство.

Другое дело – айсберги… Все они -- глетчерного происхождения и встречаются в огромном количестве у берегов Новой Земли, Гренландии и Шпицбергена.
«Отрываясь от глетчеров, сползающих с гор далеко в море, они долго странствуют, пока ветром и течением их не снесёт к югу, где они быстро тают. Эти горы весьма неустойчивы, и достаточно бывает обломиться большой глыбе, чтобы всколыхнулась вся ледяная масса; раскачиваясь, она задевает соседнюю ледяную громаду, отчего происходит весьма часто взаимное разрушение. Ледяные горы обычно грязного цвета, так как, будучи глетчерного происхождения, они уносят с собой массы камней, щебня, песку, ила, совершенно загрязняющих лёд».
Казалось, ещё немного – и «Ермак» достигнет Северного полюса...
Уже будучи на Шпицбергене, в так называемом ледяном фьорде, художнику довелось видеть образование ледяных гор, отрывающихся от целого ряда громадных глетчеров, сползающих с высоких гор далеко в море.

Столица с сожалением пишет, что, немного не дойдя до архипелага, «Ермак» неожиданно развернулся и взял обратный курс. Как выяснилось, у ледокола оказались «недочёты», и капитан принял нелёгкое решение вернуться в Англию для производства некоторых гарантийных ремонтных работ. Такое решение явилось полной неожиданностью для нашего героя: на его взгляд, судно показало полную пригодность в борьбе с полярными льдами: ледокольный нос «Ермака» легко обращал в «прах» встречающиеся торосы, и четырёхметровые глыбы льда буквально рассыпались на глазах команды...

Обратный, достаточно однообразный путь в Ньюкасл мало отразился в дневнике Столицы: лишь гренландские киты, ныряющие перед самым носом «Ермака», вносили некое разнообразие.

Из британского дока ледокол вышел только через месяц. Приближался август – самый разгар полярного лета, поэтому надо было спешить обратно в высокие широты. Однако первоначальный маршрут к устью Енисея был отменён, и «Ермак» снова взял курс на Шпицберген, что уже оттуда выйти к Северному полюсу. На этот раз погода не баловала команду: ужасный шторм, обрушившийся на ледокол, основательно его потрепал, причём, по признанию Столицы, боковая качка «Ермака» достигла крайних пределов. Непогода не отпускала ледокол до самого Шпицбергена. Лишь на десятый день плавания команда увидела в клубах тумана снежные верхушки архипелага.

«Ермак» пришвартовался в одном из фьордов Шпицбергена. Моряки и учёные высыпали на палубу и любовались, как судно, теснимое отвесными ледяными глетчерами, входит в глубину тихого залива. Как будто и не было никакого шторма!

Команду «Ермака» разместили в небольшой гостинице, построенной одним предприимчивым норвежцем. Последняя функционирует два-три месяца в году, но даёт своему хозяину очень неплохой доход ввиду отсутствия конкурентов. Столица между тем отмечает, что число туристов прибывающих на Шпицберген, увеличивается с каждым годом.
   Памятный знак «Ермака» на Шпицбергене. Фото 1899 г. 
В бухте россияне застали целую флотилию, состоявшую из пароходов и парусных судов. В их числе был и зафрахтованный царским правительством финляндский пароход «Вирго», доставивший для экспедиции из Архангельска предметы снаряжения. Здесь же стояла паровая яхта американского миллионера, совершавшего со своим семейством кругосветное путешествие.
«Вид этих отважных туристов, среди которых было много дам и молодых девушек, бесстрашно пересекавших моря и океаны на утлом судёнышке, невольно вызвал у нас большое удивление. Встреча с ними на этом безлюдье была весьма сердечной и, уходя потом в море, они долго и неустанно махали нам своим американским флагом, пока не скрылись за поворотом фьорда, направляясь чуть ли не в Австралию».
В гостинице россиян ждал «сюрприз»: радушный хозяин отеля, раздал гостям печатные прокламации «некоего авантюриста» Лернера, оповещавшего о норвежских правах на Медвежьи острова. Эти прокламации были отпечатаны на всех основных европейских языках, исключая русский. Затем команде ледокола предложили приобрести шпицбергеновские почтовые марки с изображением белого медведя[3].
Во время пребывания «Ермака» на Шпицбергене полярное лето было в самом разгаре: жёлтые цветы робко выглядывали из скальных расщелин, а отогретая земля отдавала сильным весенним ароматом. После неудачной оленьей охоты команда полезла в горы…
«Общий вид гор мрачен, постоянная мгла, окутывающая острые вершины гор, ещё более усиливает их суровый вид. Взбираться по ним чрезвычайно трудно, так как крутые склоны их усеяны выветрившимися осколками гранитных пород, которые осыпаются при малейшем неосторожном движении. В половине сентября над островом спускается долгая полярная ночь, продолжающаяся многие месяцы, и без того безжизненный архипелаг замирает совершено».
После стоянки во фьорде «Ермак» вышел в дальнейший путь. Его сопровождал «Вирго», который должен был следовать за ледоколом до границы полярных льдов и стоять там, пока дым от «Ермака» не скроется за горизонтом. Расставаясь с командой «Вирго», члены экспедиции сдали ему корреспонденцию – другой возможности послать весточку на родину не представится ещё долго…

Далее в течение нескольких суток «Ермак» шёл открытым морем и лишь под 80 градусами северной широты встретил первые льдины.
Отпиливание льдины. Экспедиция «Ермака». Фото 1899 г.
Столица был в восторге от своего арктического путешествия – об этом свидетельствуют строки из его «Дневника»:
«Ермак», выпуская огромные клубы дыма из своих широких труб и работая всеми машинами, грузно подвигался вперёд, раздвигая встречные льдины или раскалывая их надвое. По мере нашего следования к северу, льдины теснились всё сильнее и сильнее. Всё пространство между Шпицбергеном и Гренландией представляет собой как бы естественные ворота, через которые Ледовитый океан благодаря течениям ежегодно выбрасывает огромные массы льда, почти не оставляя свободных промежутков, через которые мог бы пробиться корабль. Лишь временами встречались свободные ото льда пространства, которые «Ермак», ускоряя ход, быстро пересекал, чтобы снова начать свою сокрушительную работу во льдах».
Уверенность, что через неделю-другую ледокол достигнет полюса, росла с каждым часом. По словам Столицы, все воодушевились, включая даже поначалу робевших молодых «матросиков». Но общее ликование продержалось недолго: Арктика одержала верх над техников и нанесла «Ермаку» чувствительное поражение: кочегары сообщили из глубины трюма, что в одно из отделений носовой части ледокола стала поступать вода.

Столица пишет, что «Ермак» «пробился», пытаясь подмять под себя торос.
«Чтобы представить, из какой огромной массы льда состоит торос, - замечает он, - лучше всего представить себе трёх-четырехэтажный дом, погруженный в воду до самой крыши. Вот на такую крышу наезжает «Ермак», раскалывая поочерёдно слои льда, и с невероятным грохотом и содроганием корпуса проваливается в образовавшиеся трещины. Впечатление получается внушительное и чрезвычайно эффектное благодаря красоте льдин, то погружаемых с шумом в воду, то всплывающих по сторонам и позади ледокола».
Для заделки полученной пробоины «Ермак» приткнулся к большой льдине, зацепившись за лёд особыми якорями. Пока шли ремонтные работы, часть членов экипажа отправилась на прогулку по льдинам, причём некоторые даже вытащили из трюмов лыжи. Впрочем, промёрзший слой снега предательски скрывал трещины или лужи талой воды, в которые можно было оступиться. «Жутко было переходить через эти трещины, - признаётся художник, - и вообще разгуливать по краям льдин над неизмеримой глубиной океана».

Благодаря прозрачности морской воды, с палубы ледокола можно было видеть шныряющих в океане акул, жадно пожирающих кухонные отбросы. Матросам даже посчастливилось поймать одну из них…

За время трёхдневной стоянки судно снесло течением в обратную сторону. Пробираясь меж льдин, с палубы заметили белого медведя, который с любопытством смотрел на ледокол. Ружейная пальба его не испугала, однако после того, как пуля попала косолапому в ногу, зверь бросился в воду. Здесь-то и нагнал его «Ермак», чем не замедлили воспользоваться матросы, буквально расстрелявшие медведя с близкого расстояния.
Подъём белого медведя на борт. Фото 1899 г.
«Плавает и ныряет медведь превосходно. Его любимое блюдо – тюлени, которых он высматривает, вскарабкавшись на высокую глыбу льда. Завидев тюленя, он медленно и осторожно подбирается к нему, скрываясь за выступами льдин. Улучив удобный момент, разом бросается на добычу и загребает её своими мощными лапами. Если попытка не удалась, и тюлень успел прыгнуть в воду, то медведь залегает где-нибудь поблизости и с величайшим терпением выжидает появления тюленя вновь. Мясо белых медведей жёстко и невкусно, - продолжает наш герой, - и в пищу годится лишь в крайности, а печень считается ядовитой»[4].
Не меньший интерес возбуждали огромные моржи, которые при приближении людей поднимали головы и затем грузно, с шумом бросились в воду, вспенивая её на большом пространстве.

По словам Столицы, палубу можно было вообще не покидать: новые впечатления сменялись на каждом шагу:
«Величественно суровая красота окружающей природы давала уже столько неповторяющихся эффектов, что глаза не уставали смотреть и восхищаться ими. То набежит туман и дальние ледяные глыбы вырисовываются каким-то сказочным силуэтами, а то луч солнца прорвётся где-нибудь через туманную завесу, то неожиданно вслед за скрывшимся солнцем разыграется снежная метель и вмиг засыплет все глыбы самых причудливых форм и очертаний».
Штрик Вадим / GeoPhoto
Тем временем «Ермак», ломая льдину за льдиной, прокладывал себе дорогу всё дальше на север. Однако чувствовалось, что ледоколу это даётся непросто… Матрос, забравшийся на верх мачты, сообщил, что впереди – сплошные массы льда, которые простираются дальше на север. В конце концов, капитан принял решение выбираться обратно в открытое море и затем попытать счастья где-нибудь в другом месте, где скопление льдов было бы не таким тесным. Такое место предполагалось найти в восточном направлении.

Пройдя вдоль границы льдов к северо-восточному углу Шпицбергена, «Ермак» повернул на север и снова вошёл в лед, который, как и предполагалось, оказался слабее предыдущего.
На третий день непрерывного хода перед судном показалась длинная цепь гористых островов, не обозначенная на карте. Тут же возникли споры: одни полагали, что это острова из группы Земли Франца-Иосифа, видимые вследствие рефракции. Другие говорили, что это – новооткрытые, ранее неизвестные острова. В своем дневнике Столица пишет, что правы оказались последние: это была неведомая группа островов, простиравшаяся между 81 и 82 градусом северной широты. Желание подойти поближе к Terra incognita было сильно, однако внезапно опустившийся густой туман закрыл эту странную землю…

Впрочем, дальнейшие изыскания показали, что участники экспедиции были обмануты полярной рефракцией. Речь шла о гипотетической «Земле Джиллиса», существование которой не подтвердилось.

…Столица сообщает, что после встречи с миражом ледокол поспешил выйти на чистую воду, так как скоро должны были наступить морозы. Последние могли сковать льдины в сплошной лёд и затруднить обратный выход «Ермака». Положение осложнялось ещё тем, что у ледокола обнаружилась в обшивке вмятина.
Схематический чертёж повреждения ледокола. 1899 г.
На страницах «Дневника» художник не устаёт восхищаться белым арктическим безмолвием, простиравшимся вокруг. Всё видимое пространство, усеянное нагромождением льдин самых причудливых форм, напомнило нашему герою кладбище с белыми, покосившимися памятниками.
«Мёртвая тишина и неподвижность ещё усиливали впечатление. Только белые медведи своим присутствием нарушают это вечное безмолвие и, как какие-то мифические существа, вечно бродят среди ледяных руин, как бы оберегая их неприкосновенность».
Живописец замечает, что ледяные поля представляют самостоятельные плавучие острова, среди которых встречаются гиганты размерами в несколько десятков квадратных километров. Образование таких островов может продолжаться десятилетиями, и тогда масса льда достигает такой толщины, что никакие силы уже не в состоянии разрушить такой остров. Нередко встречается в северных широтах очень старый лёд, который чередуется со льдом недавнего происхождения. Эти плавучие «крепости», достигающие в высоту пятнадцати метров, являются, по свидетельству Столицы, излюбленным местопребыванием белых медведей, которых близ Шпицберегена чрезвычайно много: иногда косолапые подходили к ледоколу целыми группами – например, по трое…

На обратном пути «Ермак» встал на суточную стоянку у группы Семи островов. Последние такие же гористые, как и Шпицберген, с такими же громадными глетчерами, сползающими с вершин далеко в море.

Здесь был отснят на кинокамеру рабочий эпизод: ледокол на полном ходу разбивает большой торос. Как пишет Столица, эти кадры позднее демонстрировались в Англии и произвели на зрителей огромное впечатление. «Мне случилось стоять на льдине в нескольких саженях от тороса, разбиваемого «Ермаком», и, признаться, более великолепного и грандиозного зрелища я не видел».
Глыба льда, поднятая для исследования. Фото 1899 г.
Отсюда «Ермак» пошёл в сторону Гренландии, миновав остров Амстердам, печально известный тем, что в 1897 году именно с него стартовала арктическая экспедиция Андрэ к Северному полюсу. Ознакомившись с состоянием льдов между Гренландией и Шпицбергеном, ледокол вернулся к последнем острову, где вновь встретился с пароходом «Вирго». Здесь же, в Адвентбейской бухте, стояла яхта очередного миллионера: на этот раз кругосветное путешествие совершал принц Монако. Принц заявил россиянам, что путешествует с научными целями: он и его «штаб» изучают бактерии белых медведей. Однако, к огорчению принца, ни одного косолапого с яхты пока не заметили. Впрочем, желание королевской особы заполучить белого медведя было тут же выполнено: с «Ермака» на яхту передали медвежью шкуру[5] .

Столица замечает, что, когда команда ледокола поднялась к гостинице, то обнаружила, что её обитатели уехали: окна полярного отеля были заколочены ставнями - «как у нас где-нибудь в Парголово или Коломягах».

Переход в Туманный Альбион «Ермак» совершил при бурной погоде и всё при той же ужасающей качке, уже порядком надоевшей всей команде.

Возвращение российского ледокола вызвало большой интерес среди британцев, хотя «Ермак» так и не смог достичь Северного полюса. На палубу судна зачастили репортёры, а вскоре появились первые газетные публикации, освещающие героический полярный переход «Ермака». Вместе с тем от глаз наблюдательного художника не ускользнуло и другое: «Наше прибытие в Англию совпало с обширными военными приготовлениями, всюду замечалось большое оживление». В самом деле: осенью 1899 года Великобритания готовилась вступать во Вторую Англо-Бурскую войну, во время которой взойдёт звезда британского политика Уинстона Черчилля.

Что касается «Ермака», то по иронии судьбы, мировую славу ему принесла не попытка покорить Северный полюс, а участие в спасении броненосца «Генерал-адмирал Апраксин», застрявшего в тумане на камнях близ острова Гогланд в Финском заливе. Во время спасательной операции экипаж «Ермака» установил на скалах Гогланда беспроволочный телеграф, с которого на «Апраксин» передавались радиограммы. Именно после этого случая чиновники и адмиралы признали важность радиосвязи для флота!
Мачта беспроволочного телеграфа на Гогланде. Фото 1899 г.
Также нельзя не упомянуть, что первый в мире ледокол оказался долгожителем: он прослужил на Крайнем Севере до 1963 года, чуть-чуть не дотянув до Брежневской эпохи…
Автор: А.Ю. Епатко,  ст. научный сотрудник Государственного Русского музея

[1] Столица именует его «Немецким».

[2] Открытый в 1596 году голландцем Баренцом, о. Медвежий был окончательно потерян для России в 1924 году, когда представитель СССР в Норвегии сообщил, что Советский Союз признаёт суверенитет Осло над о. Медвежий. В 1944 году, воспользовавшись непростым положении скандинавской страны, Сталин попытался присоединить остров к советским владениям, однако Осло отбило «атаки» Молотова, которые тот вёл с министром иностранных дел Норвегии. Любопытно, что в 1944-1945 гг. на Медвежьем располагалась немецкая метеостанция с персоналом из двух человек, эвакуированная незадолго до конца войны после гибели одного из них.

[3] С 1896 года на Шпицбергене существовали две частные почтовые службы, которые выпускали собственные почтовые марки. В том же году в Норвегии были отпечатаны две марки местной почты номиналами в 10 и 20 эре с изображением белого медведя, нападающего на охотника.
[4] Известно, что трое участников экспедиции Андрэ, пытавшиеся долететь на воздушном шаре до Северного Полюса, погибли от яда, который содержался в печени белого медведя (личинки трихинеллёза). Что касается трагической судьбы экспедиции – она широко известна. Напомню, что воздушный шар «Орёл», потеряв запасы водорода, упал уже через два дня после взлёта на одном из островов Шпицбергена. Следы «Орла», включая останки Андрэ и его спутников, были случайно обнаружены в 1930 году.

[5] Столица не называет имя монакского принца, но речь идёт об Альбере I (1848-1922), одиннадцатом князе Монако из династии Гримальди. Служивший во французском флоте, в конце XIX века Альбер оставил военную службу, увлёкся океанографией и принял участие в ряде морских экспедиций. Результаты последних были обобщены им в книге «Путь мореплавателя». Впоследствии принц основал в Монако знаменитый океанографический музей, который в 1957 году возглавил Жак Ив Кусто.

ГЕРОИ